Вот, скажите мне! Скажите, что такого знает Уилли-пекарь, что его булочки пользуются таким огромным спросом? А? Нет, вы спросите, спросите каждого на нашей улице, где он покупает выпечку? Только у Уилли! Булочки от Уилли! Причём, вроде, ничего нет особенного в его булочках. Сдоба как сдоба. Ваниль, корица, орешков лесных крошево... А н нет. Попробуешь и уже не забудешь! Так и тянет снова наведаться к кондитеру. Как мёдом намазано! Только к Уилли! Во всей округе пекарни позакрывались — невозможно рядом с Уилли торговать, не выгодно. Многие пытались выведать у него рецепт булочек. Тщетно — отшучивается всё: «Да бросьте, вы, не чудите! Булки, как булки! Просто с душой выпечены». Как же! Врёт без зазрения! Нет таких булок ни у кого, а душа есть…
Дружит Уилли с аптекарем Сэмом. Дружат они ещё с тех давних пор, как оба были бедняками. У Уилли дела шли из рук вон плохо. Хотел было он уже отцову пекарню продавать. Денег она не приносила, да и не особо любил тогда Уилли наследное ремесло. Сэм тоже был далеко не самым преуспевающим фармацевтом. «Уилли-пекарь, Сэм-аптекарь — не разлей вискарь», так мы их за глаза звали. Пили они тогда сильно. Может, это их и свело. Впрочем, дело давнее. А сейчас они оба почётные граждане нашего городка! Уилли не пьёт вообще, Сэм — только по праздникам и только эль. Преуспевающие и успешные, они являют яркий пример каждому, как можно вылезти из проблем и долгов, избавиться от дурных зависимостей и упорным трудом встать на ноги. Мистер Уильям входит в городской совет, а мистера Сэмюэля, вообще, прочат в мэры на будущий год.
Маленький кусочек счастья
— Сэмми!
— Чего, Уилли?
— Сэмми, жизнь — дерьмо, Сэмми! — медленно изрёк осенившую его мысль Уилли, вышел из оцепенения и быстрым движением опрокинул в глотку очередной шот.
Он не то, чтобы был всем не доволен… Хотя, да, Уилли, именно, был всем не доволен. Мэри была беременна третьим малышом, а он не мог обеспечить семью. После смерти отца и без того неважные дела в пекарне пошли совсем наперекосяк. Уилли не любил свою работу. Точнее, он любил только одну её часть, которой совсем не имел возможности сейчас заниматься. Уилли был прирождённый кондитер. Ещё при жизни отца Уилли увлёкся выпечкой. Фантазиям его не было конца. Отец гордился своим юным отпрыском, но на поток они дело не поставили (до сих пор Уилли так и не простил это отцу). Хлеб – три разновидности из трёх сортов муки – это было основным доходом пекарни. А сейчас Уилли просто не мог раздвоиться, чтоб продолжать печь пирожные. После отца кроме пекарни остались долги и больная мать. Да и у самого Уилли уже были жена и дети…
— Сэмми, жизнь — дерьмо, Сэмми! — угрюмо повторил Уилли.
— Знаю, друг, знаю. — Сэм закатил глаза, борясь с желающими сомкнуться веками, потом резко зажмурился и широко их распахнул. Эта процедура помогала ненадолго. Спать хотелось нещадно. От выпитого мысли путались и, сдаваясь, оседали где-то на грани сознания расстрелянными парашютистами.
— Скажи, Сэмми! Если бы ты был Богом, ты бы дал нам всем немножко счастья? Маленький кусочек сраного счастья?
— Конечно, Уилли, почему нет? Мне не жалко!
— А Ему? Ему почему жалко? Он что, обеднеет? Маленькую порцию счастья в день. Пусть не счастья, просто радости! На укус, на понюх! Понюшку радости, вот!
— Уилли! Понюшку? Понюшку, говоришь?! На укус? Уилли ты гений, Уилли! — безумная мысль оформилась в очередного парашютиста, которого проснувшийся Сэм очень аккуратно приземлил в центре своего воспалённого воображения. — Уилли, мы всем дадим счастье, всем! И себе немало откусим! Верь мне, друг!
Дождь из лягушек
Слышали новость? Не может быть! Как не слышали? Сэм-то наш, Сэм-то! Всех проклял! Прямо в церкви! Да-да, вот так! Аптекарь-тихоня! Благодетель! Лицо города, гордость района! Уилли его и так, и эдак пытался утихомирить, а он всех-всех… Тоже мне! Господь Бог! Покараю, орёт, за грехи ваши! Покараю! Все дерьмом изойдёте! Все! Приползёте, на коленях! Просить порчу снять! Причём, прямо в церкви стал кричать. Уж так его Уилли умалял и с амвона стаскивал. Так нет, отбился Сэм. Поднял руку и вещал какую-то галиматью одухотворённо в толпу.
— Я — ваш Господь! Я! Счастливы вы благодаря мне! Неблагодарные! Живёте вы благодаря мне! И завтра, не далее, как завтра вы поймёте это! Я вижу толпы у моих ног! — ну и дальше в том же духе, даже рассказывать тошно. Разве что дождя из лягушек не обещал.
— Сэмми, Сэмми! Ты что, Сэмми, булочек переел? Смотри на меня! Смотри! — причём тут булочки? Не легко, видать, Уилли воспринял выходку друга.
А причём тут булки? Тут явно в «крыше» дело. Снесло её нашему Сэму, видать. Народ больше жалел его, конечно. Но кое-кто и посмеивался в кулак. Мне такое поведение кажется очень недобрым. Не приведи господь оказаться на месте нашего аптекаря!
Прогулка окончена
— Сэмми, зачем? Скажи мне, Сэмми! Зачем? – Уилли бросил окурок на бетонный пол дворика-колодца и растёр его ногой. Это были первые слова за много дней и недель, обращённые другу.
—Достало, Уилли. Просто достало. Прости меня, друг! Может, правда, каждый преступник мечтает, чтоб его разоблачили, – избитое лицо Сэмми скривилось в усмешке. – Но нет, тут другое! Как они ползли, как молили, как рыдали! Ты пойми, мне не нужно было их мучить, мне не нужны их страдания. Мне нужно было признание! Я был Богом! Они думали, что я Пророк! Оно того стоило! О, эти мгновенья стоят лет тюрьмы!
— Нет, Сэмми, не стоят!
— Стоят, Уилли, стоят. Знаешь, сколько времени эта идея гложет меня? Меня уже сто лет тошнит от этих довольных, сытых лиц! Они даже не подозревали, как легко мы ими управляем. Безмозглое, размножающееся стадо овец. Ты знаешь, мой поставщик презервативов думал, что у меня сеть аптек! Я не стал ему объяснять, что в моём приходе стадо плодится и размножается под моим присмотром. Но я знал, что придёт час и все поймут, кто их Бог. Или Дьявол, если угодно! Всего лишь заменяешь кокс на пурген и ставишь всех на колени! Ниц! На место!
— Ну, а что теперь? Теперь ты счастлив, Сэмми?
— Не знаю. Нет. Уже нет. Но теперь я спокоен. Теперь я спокоен.
Сэм обмяк и, действительно, взгляд его потух и остановился на невидимой точке на серой стене перед друзьями. Потом Сэм как будто бы вспомнил что-то и медленно улыбнулся.
— Уилли, Уилли! А ведь ты знал, Уилли!
— Знал, Сэмми. Я увидел случайно.
— Тогда почему? Почему, Уилли, ты допустил это?
— Знаешь, Сэмми, раздавать кусочки счастья, ощущать себя Богом и понимать, что, на самом деле, всё это — подарок дьявола… Я не смог, Сэмми. Больше не смог. Я не знал, как поставить точку. Или просто боялся. Я не знал, что именно ты задумал, но понял (или почувствовал, если хочешь), что твой поступок изменит всё, положит конец нашей прежней жизни.
— Прогулка окончена! — охранник открыл тяжёлую железную дверь и заключённые уныло потянулись вовнутрь.
Уилли на прощанье поднял голову к небу: «Спасибо тебе, Господи!»
Сэм усмехнулся про себя: «Вот и досталась тебе, Уилли, долгожданная понюшка счастья».
Приснился раз, бог весть с какой причины,
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приемный зал вошел без панталон;
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии; отлично выбрит он;
Темляк на шпаге; всё по циркуляру —
Лишь панталон забыл надеть он пару.
2
И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил иромах,
Как уж вошел. «Ну, — думает, — уйду!»
Не тут-то было! Уж давно в хоромах.
Народу тьма; стоит он на виду,
В почетном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути —
«Нет, — он решил, — нет, мне нельзя уйти!
3
А вот я лучше что-нибудь придвину
И скрою тем досадный мой изъян;
Пусть верхнюю лишь видят половину,
За нижнюю ж ответит мне Иван!»
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.
«Эх, — думает, — недурно ведь, канальство!
Теперь пусть входит высшее начальство!»
4
Меж тем тесней всё становился круг
Особ чиновных, чающих карьеры;
Невнятный в аале раздавался звук;
И все принять свои старались меры,
Чтоб сразу быть замеченными. Вдруг
В себя втянули животы курьеры,
И экзекутор рысью через зал,
Придерживая шпагу, пробежал.
5
Вошел министр. Он видный был мужчина,
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в визитку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром,
Всё зло у нас от глупых форм избытка,
Я ж века сын — так вот на мне визитка!
6
Не ускользнул сей либеральный взгляд
И в самом сне от зоркости Попова.
Хватается, кто тонет, говорят,
За паутинку и за куст терновый.
«А что, — подумал он, — коль мой наряд
Понравится? Ведь есть же, право слово,
Свободное, простое что-то в нем!
Кто знает! Что ж! Быть может! Подождем!»
7
Министр меж тем стан изгибал приятно:
«Всех, господа, всех вас благодарю!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отечеству, престолу, алтарю!
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода —
Мне цель народ — и я слуга народа!
8
Прошло у нас то время, господа, —
Могу сказать; печальное то время, —
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес — но не вполне — да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
9
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
10
Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?»
11
Раадался в зале шепот одобренья,
Министр поклоном легким отвечал,
И тут же, с видом, полным снисхожденья,
Он обходить обширный начал зал:
«Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья
Семеновна? Давно не заезжал
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!»
12
Стоял в углу, плюгав и одинок,
Какой-то там коллежский регистратор.
Он и к тому, и тем не пренебрег:
Взял под руку его: «Ах, Антипатор
Васильевич! Что, как ваш кобелек?
Здоров ли он? Вы ездите в театор?
Что вы сказали? Всё болит живот?
Aх, как мне жаль! Но ничего, пройдет!»
13
Переходя налево и направо,
Свои министр так перлы расточал;
Иному он подмигивал лукаво,
На консоме другого приглашал
И ласково смотрел и величаво.
Вдруг на Попова взор его упал,
Который, скрыт экраном лишь по пояс,
Исхода ждал, немного беспокоясь.
14
«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!
Так, так и есть! Его мы точность знаем!
Но отчего ж он виден мне не весь?
И заслонен каким-то попугаем?
Престранная выходит это смесь!
Я любопытством очень подстрекаем
Увидеть ваши ноги... Да, да, да!
Я вас прошу, пожалуйте сюда!»
15
Колеблясь меж надежды и сомненья:
Как на его посмотрят туалет, —
Попов наружу вылез. В изумленье
Министр приставил к глазу свой дорнет.
«Что это? Правда или наважденье?
Никак, на вас штанов, любезный, нет?» —
И на чертах изящно-благородных
Гнев выразил ревнитель прав народных.
16
«Что это значит? Где вы рождены?
В Шотландии? Как вам пришла охота
Там, за экраном снять с себя штаны?
Вы начитались, верно, Вальтер Скотта?
Иль классицизмом вы заражены?
И римского хотите патриота
Изобразить? Иль, боже упаси,
Собой бюджет представить на Руси?»
17
И был министр еще во гневе краше,
Чем в милости. Чреватый от громов
Взор заблестел. Он продолжал: «Вы наше
Доверье обманули. Много слов
Я тратить не люблю». — «Ва-ва-ва-ваше
Превосходительство! — шептал Попов. —
Я не сымал... Свидетели курьеры,
Я прямо так приехал из квартеры!»
18
«Вы, милостивый, смели, государь,
Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
В день ангела? Безнравственная тварь!
Теперь твое я вижу направленье!
Вон с глаз моих! Иль нету — секретарь!
Пишите к прокурору отношенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
19
Но, строгому благодаря надзору
Такого-то министра — имярек —
Отечество спаслось от заговору
И нравственность не сгинула навек.
Под стражей ныне шлется к прокурору
Для следствия сей вредный человек,
Дерзнувший снять публично панталоны.
Да поразят преступника законы!
20
Иль нет, постойте! Коль отдать под суд,
По делу выйти может послабленье,
Присяжные-бесштанники спасут
И оправдают корень возмущенья;
Здесь слишком громко нравы вопиют —
Пишите прямо в Третье отделенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
21
Он поступил законам так противно,
На общество так явно поднял меч,
Что пользу можно б административно
Из неглиже из самого извлечь.
Я жертвую агентам по две гривны,
Чтобы его — но скрашиваю речь, —
Чтоб мысли там внушить ему иные.
Затем ура! Да здравствует Россия!»
22
Министр кивнул мизинцем. Сторожа
Внезапно взяли под руки Попова.
Стыдливостью его не дорожа,
Они его от Невского, Садовой,
Средь смеха, крика, чуть не мятежа,
К Цепному мосту привели, где новый
Стоит, на вид весьма красивый, дом,
Своим известный праведным судом.
23
Чиновник по особым порученьям,
Который их до места проводил,
С заботливым Попова попеченьем
Сдал на руки дежурному. То был
Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем,
Со львиной физьономией, носил
Мальтийский крест и множество медалей,
И в душу взор его влезал всё далей.
24
В каком полку он некогда служил,
В каких боях отличен был как воин,
За что свой крест мальтийский получил
И где своих медалей удостоен —
Неведомо. Ехидно попросил
Попова он, чтобы тот был спокоен,
С улыбкой указал ему на стул
И в комнату соседнюю скользнул.
25
Один оставшись в небольшой гостиной,
Попов стал думать о своей судьбе:
«А казус вышел, кажется, причинный!
Кто б это мог вообразить себе?
Попался я в огонь, как сноп овинный!
Ведь искони того еще не бе,
Чтобы меня кто в этом виде встретил,
И как швейцар проклятый не заметил!»
26
Но дверь отверзлась, и явился в ней
С лицом почтенным, грустию покрытым,
Лазоревый полковник. Из очей
Катились слезы по его ланитам.
Обильно их струящийся ручей
Он утирал платком, узором шитым,
И про себя шептал: «Так! Это он!
Таким он был едва лишь из пелён!
27
О юноша! — он продолжал, вздыхая
(Попову было с лишком сорок лет), —
Моя душа для вашей не чужая!
Я в те года, когда мы ездим в свет,
Знал вашу мать. Она была святая!
Таких, увы! теперь уж боле нет!
Когда б она досель была к вам близко,
Вы б не упали нравственно так низко!
28
Но, юный друг, для набожных сердец
К отверженным не может быть презренья,
И я хочу вам быть второй отец,
Хочу вам дать для жизни наставленье.
Заблудших так приводим мы овец
Со дна трущоб на чистый путь спасенья.
Откройтесь мне, равно как на духу:
Что привело вас к этому греху?
29
Конечно, вы пришли к нему не сами,
Характер ваш невинен, чист и прям!
Я помню, как дитёй за мотыльками
Порхали вы средь кашки по лугам!
Нет, юный друг, вы ложными друзьями
Завлечены! Откройте же их нам!
Кто вольнодумцы? Всех их назовите
И собственную участь облегчите!
30
Что слышу я? Ни слова? Иль пустить
Уже успело корни в вас упорство?
Тогда должны мы будем приступить
Ко строгости, увы! и непокорство,
Сколь нам ни больно, в вас искоренить!
О юноша! Как сердце ваше черство!
В последний раз: хотите ли всю рать
Завлекших вас сообщников назвать?»
31
К нему Попов достойно и наивно:
«Я, господин полковник, я бы вам
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
Возможно ли сообщничество там,
Где преступленье чисто негативно?
Ведь панталон-то не надел я сам!
И чем бы там меня вы ни пугали —
Другие мне, клянусь, не помогали!»
32
«Не мудрствуйте, надменный санкюлот!
Свою вину не умножайте ложью!
Сообщников и гнусный ваш комплот
Повергните к отечества подножью!
Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
Вас проняло бы ужасом и дрожью!
Но дружбу вы чтоб ведали мою,
Одуматься я время вам даю!
33
Здесь, на столе, смотрите, вам готово
Достаточно бумаги и чернил:
Пишите же — не то, даю вам слово:
Чрез полчаса вас изо всех мы сил...«»
Тут ужас вдруг такой объял Попова,
Что страшную он подлость совершил:
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!
34
Явились тут на нескольких листах:
Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,
Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах,
Потанчиков, Гудям-Бодай-Корова,
Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх,
Грай-Жеребец, Бабиов, Ильин, Багровый,
Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,
Бурдюк-Лишай — и множество других.
35
Попов строчил сплеча и без оглядки,
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки —
Начнут как бог, а кончат как свинья!
Строчил Попов, строчил во все лопатки,
Такая вышла вскоре ектенья,
Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
Вскричал: «Фуй! Фуй!» задрыгал —
и проснулся.
36
Небесный свод сиял так юн я нов,
Весенний день глядел в окно так весел,
Висела пара форменных штанов
С мундиром купно через спинку кресел;
И в радости уверился Попов,
Что их Иван там с вечера повесил, —
Одним скачком покинул он кровать
И начал их в восторге надевать.
37
«То был лишь сон! О, счастие! О, радость!
Моя душа, как этот день, ясна!
Не сделал я Бодай-Корове гадость!
Не выдал я агентам Ильина!
Не наклепал на Савича! О, сладость!
Мадам Гриневич мной не предана!
Страженко цел, и братья Шулаковы
Постыдно мной не ввержены в оковы!»
38
Но ты, никак, читатель, восстаешь
На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
Сей анекдот, пожалуй, и хорош,
Но в нем сквозит дурное направленье.
Всё выдумки, нет правды ни на грош!
Слыхал ли кто такое обвиненье,
Что, мол, такой-то — встречен без штанов,
Так уж и власти свергнуть он готов?
39
И где такие виданы министры?
Кто так из них толпе кадить бы мог?
Я допущу: успехи наши быстры,
Но где ж у нас министер-демагог?
Пусть проберут все списки и регистры,
Я пять рублей бумажных дам в залог;
Быть может, их во Франции немало,
Но на Руси их нет — и не бывало!
40
И что это, помилуйте, за дом,
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.
41
А наконец, и самое вступленье:
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
Чтоб в день такой, когда на поздравленье
К министру все съезжаются гуртом,
С Поповым вдруг случилось помраченье
И он таким оделся бы шутом?
Забыться может галстук, орден, пряжка —
Но пара брюк — нет, это уж натяжка!
42
И мог ли он так ехать? Мог ли в зал
Войти, одет как древние герои?
И где резон, чтоб за экран он стал,
Никем не зрим? Возможно ли такое?
Ах, батюшка-читатель, что пристал?!
Я не Попов! Оставь меня в покое!
Резон ли в этом или не резон —
Я за чужой не отвечаю сон!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
