Не знаю с какого перепугу наш главный конструктор удумал вдруг стать охотником. Возможно, какие-то детские мечты покоя ему не давали, а может, что называется, в голову, просто, стукнуло, как это бывает у кое-кого, когда переваливает ему за сорок. Словом, для меня причина эта - темна вода во облацех. Одно могу сказать точно, на открытие охотничьего сезона главный возник среди нас, его подчиненных, в новеньком, с иголочки, охотничьем обмундировании. Ружье у него тоже было знатное, самозарядная тулка двенадцатого калибра, - снаряди ее патронами и только жми себе, знай, на курок, стреляй подряд пять раз.
В тот день лет утки был так себе, видимо не весь молодняк еще успел стать на крыло. Тем не менее по две три птицы каждый из нас сумел добыть. Так что у всех какие-никакие трофеи имелись. У всех, кроме нашего начальника.
Выглядел он от этого обстоятельства, надо сказать, донельзя обескураженным, пока не начались, как это часто бывает, всякие разговоры о том, что дичи на сегодня в местной природе здорово поубавилось. Тут он с жаром подхватил эту тему и на полном серьезе принялся сетовать, что только малое количество утки в охотничьих угодьях не позволили ему нынче явить нам преимущества его самозарядного ружья перед нашими заурядными двустволками.
Само собой тут же нашлись зловредные любопытные, которые поспешили незаметно заглянуть в его патронташ, и они обнаружили, что там не осталось ни единого патрона. Сразу куда как ясно стало, что по крайней мере, двадцать четыре раза главный выстрелил в божий свет как в копеечку. Узнав эту новость, мы, конечно, переглянулись иронически между собой, что, мол, взять с чайника, но, слушая сетования начальника на плохой лет только поддакивали ему, так точно, де, лет был ни к черту.
Само собой, вскоре неподалеку от наших машин прямо на траве мы накрыли без особых затей стол, чтобы перекусить, ну, и конечно, выпить, что называется, по чуть-чуть водки. Как же без этого?! Конечно, не забыли и про костер. И вот, когда мы потянулись за своими стаканчиками, к нашему табору подошел местный немой мужик.
Он показал рукой на лежавшую неподалеку на траве самозарядную тулку и изобразил на лице неподдельное восхищение, а для пущей убедительности даже поцокал языком и поднял из сжатого кулака вверх большой палец. От удовольствия наш главный конструктор расцвел, прямо, как майская роза, но ненадолго, потому что в следующую секунду указательный палец немого уткнулся в его сторону, и лишенный дара речи абориген скорчил презрительную мину. Мы разом замерли, точно вдруг оказались в театре, когда на сцене начинается самая кульминация спектакля, и не напрасно.
Немой ткнул пальцем в небо и замахал руками, дескать, там летит птица, потом направил тот же палец на главного конструктора и изобразил, будто тот прицеливается из ружья, а вслед за этим энергично стал загибать пальцы на правой руке: один, другой, третий, четвертый, пятый, - засим снова изобразил полет невредимо улетающей птицы, скривился и пренебрежительно махнул рукой в сторону нашего начальника. Трудно сказать, как нам удалось удержаться от дружного хохота, но улыбок, конечно, мы сдержать не смогли, да и кто бы тут удержался от них.
Главный сидел красный аки рак, но недолго. С каменным лицом он вдруг встал из-за нашего импровизированного стола, как-то несуразно поднял за ствол свою злосчастную тулку и, не говоря ни слова, скрылся вместе с ней в своей машине.
Немому старожилу мы, конечно, тут же предложили выпить водки. Он отнекиваться не стал, и в его компании мы достаточно долго смаковали, как он ловко без единого слова передал незадачливую стрельбу нашего начальника.
Правда, особо засиживаться мы тоже не стали – вставать-то надо было рано, чтобы успеть занять свои заветные места перед утренней зорькой.
Проснулись мы еще затемно и первое, что обнаружили - отсутствие машины нашего босса. Задело человека, видимо, сильно, что предстал накануне он в смешном виде перед своими подчиненными. Статус, знаете ли, все-таки…
В начале декабря, когда природе снится
Осенний ледоход, кунсткамера зимы,
Мне в голову пришло немного полечиться
В больнице # 3, что около тюрьмы.
Больные всех сортов - нас было девяносто, -
Канканом вещих снов изрядно смущены,
Бродили парами в пижамах не по росту
Овальным двориком Матросской Тишины.
И день-деньской этаж толкался, точно рынок.
Подъем, прогулка, сон, мытье полов, отбой.
Я помню тихий холл, аквариум без рыбок -
Сор памяти моей не вымести метлой.
Больничный ветеран учил меня, невежду,
Железкой отворять запоры изнутри.
С тех пор я уходил в бега, добыв одежду,
Но возвращался спать в больницу # 3.
Вот повод для стихов с туманной подоплекой.
О жизни взаперти, шлифующей ключи
От собственной тюрьмы. О жизни, одинокой
Вне собственной тюрьмы... Учитель, не учи.
Бог с этой мудростью, мой призрачный читатель!
Скорбь тайную мою вовеки не сведу
За здорово живешь под общий знаменатель
Игривый общих мест. Я прыгал на ходу
В трамвай. Шел мокрый снег. Сограждане качали
Трамвайные права. Вверху на все лады
Невидимый тапер на дедовском рояле
Озвучивал кино надежды и нужды.
Так что же: звукоряд, который еле слышу,
Традиционный бред поэтов и калек
Или аттракцион - бегут ручные мыши
В игрушечный вагон - и валит серый снег?
Печальный был декабрь. Куда я ни стучался
С предчувствием моим, мне верили с трудом.
Да будет ли конец - роптала кровь. Кончался
Мой бедный карнавал. Пора и в желтый дом.
Когда я засыпал, больничная палата
Впускала снегопад, оцепенелый лес,
Вокзал в провинции, окружность циферблата -
Смеркается. Мне ждать, а времени в обрез.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
