Рин вошла в купальню.
С порога её встретил восторженный голос господина Танаки:
- Посмотри, кого я нашёл! Этот милый молодой человек будет восстанавливать роспись в старой части купален!
Рин подняла глаза на нового служащего и узнала в нём вчерашнего незнакомца, рассматривавшего афишу.
- Познакомься, девочка, это - Нобу.
Это был высокий молодой человек, лет двадцати пяти. Слегка отпущенные чёрные волосы закрывали лоб и вески. Но пронзительно-серые глаза ничто не скрывало, и, наверное, ничто не смогло бы их скрыть. Он улыбнулся и сказал:
- Очень приятно познакомиться.
- Мне тоже очень приятно, - вежливо ответила Рин, но поспешила уйти. Чем-то новый служащий её все-таки немного пугал.
Труба первая.
Рин начала с женской половины купальни. «Эта труба будет покрыта веточками сакуры»,- решила она. «Так, сначала наметим контур».
Кисть в разведённую розовую краску. Мягкие аккуратные мазки.
«Теперь веточки».
Жёлтая охра. Уверенные мазки тонкой кистью.
«Цветы уже подсохли, можно прорабатывать».
Розовый поярче, кисть потоньше. Изгибы лепестка.
«Теперь серединки цветов».
Жёлтый, кисть такая же тонкая, мелкие цветочные тычинки.
«Теперь веточки».
Светло-коричневый, тонкая кисть, теневая сторона веток.
«И ещё раз цветы».
Светло-розовый, почти что белый, тонкая кисть, светлые края лепестков…
Так незаметно пролетел весь день. Рин даже про обед не вспомнила.
Конец рабочего дня.
- До свидания, господин Танака. До завтра.
- До завтра, девочка. Как сегодня поработала?
- Завтра ещё посмотрю и примусь за вторую трубу.
- До свидания, господин Танака.
- Увидимся завтра, Нобу.
Рин как всегда шла к автобусной остановке, как вдруг сзади донеслось:
- Эй, постой, пожалуйста!
Она обернулась. Это был Нобу.
- Кажется, нам по пути,- весело заметил он.- Ты на какой автобус садишься?
- На десятый и еду до конечной.
- Тогда точно по пути.
Всю дорогу Нобу что-то, смеясь, весело рассказывал. Рин устала, поэтому мало его слушала. Потом, когда они вышли из автобуса, попрощались и разошлись в разные стороны, Рин показалось, что стало так тихо и холодно.
Дорогая передача! Во субботу чуть не плача,
Вся Канатчикова Дача к телевизору рвалась.
Вместо, чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.
Говорил, ломая руки, краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части, все извилины заплел,
И канатчиковы власти колят нам второй укол.
Уважаемый редактор! Может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то руины говорят.
Мы кое в чем поднаторели — мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет.
А медикаментов груды — мы в унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь! И вдруг Бермуды. Вот те раз, нельзя же так!
Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни злые происки врагов!
Это их худые черти бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!»
Сорок душ посменно воют, раскалились добела.
Вот как сильно беспокоят треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет.
Подал знак кому-то, значит, фельдшер, вырви провода.
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда.
Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?»
Мы ответим нашим чадам правду, им не все равно:
Удивительное рядом, но оно запрещено!
А вон дантист-надомник Рудик,у него приемник «Грюндиг»,
Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,
А к нам попал в волненьи жутком,
С растревоженным желудком и с номерочком на ноге.
Он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз.
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме.
Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник — незакрытый пуп Земли.
«Что там было, как ты спасся?» — Каждый лез и приставал.
Но механик только трясся и чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж.
Он над нами издевался. Ну сумасшедший, что возьмешь!
Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит: «Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!»
Разошелся, так и сыплет: «Треугольник будет выпит.
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!»
Пусть безумная идея, не решайте сгоряча!
Отвечайте нам скорее через доку-главврача.
С уваженьем. Дата, подпись... Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзоветесь мы напишем в «Спортлото».
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
Авторизация
Камертон
