Это было давно. Тогда я училась в девятом классе одной из ленинградских школ. Во второй четверти, в самый разгар учебного года, учительница физики ушла в декрет. Замещать ее пришла маленькая, сухонькая пенсионерка, Миля Львовна. У нее было два "пунктика": первый - ставить двойки всем подряд, и второй - он же "пятый". В таком сочетании эти два "недостатка" выливались, понятное дело, в "гремучую смесь". Милю Львовну невзлюбили. Она это чувствовала, но двойки ставить продолжала. Со вторым своим "недостатком", "пятым пунктом", Миля Львовна и вовсе ничего не могла поделать.
Приближался Новый год. Доброй половине класса светило уйти на зимние каникулы с двойкой в четверти по физике. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не один эпизод.
В тот день Миля Львовна пришла на урок с большой картонной коробкой и объявила, что будет демонстрировать опыт. В коробке оказались детские разноцветные кубики, которые она начала составлять на столе один на другой, в высокий столб. На кубиках были нарисованы зверюшки, птички, куклы. На "Камчатке" послышались смешки, класс оживился. Закончив приготовления, Миля Львовна взяла линейку и, подняв ее, как дирижерскую палочку, обратилась к классу:
-Прошу тишины!
Почему-то все замолчали.
Не говоря ни слова, она стала быстро, нет – молниеносно! - выбивать линейкой кубики из-под низу. Столб становился все ниже, но даже не покосился. Выбитые кубики рассыпались разноцветными брызгами по всему классу. Миля Львовна продолжала с удивительной, невероятной ловкостью выбивать кубики, пока на столе не остался один, последний.
В классе повисла такая тишина, что Миля Львовна как-то сжалась, как будто ждала, что в нее запустят закатившимся под парту кубиком. Но это была другая тишина, та, что бывает на уроках самых любимых учителей, или в зрительном зале в момент интригующей паузы.
И тут "гремучая смесь" сработала.
К великому изумлению Мили Львовны, класс взорвался... аплодисментами.
С "камчатки" кричали "Браво!"
Этот маленький эпизод круто поднял не только авторитет Мили Львовны, но и успеваемость класса. Милю Львовну зауважали.
Прошло много лет, но этот урок запомнился мне на всю жизнь. И с тех пор, когда я вытаскиваю что-нибудь из-под низу, всякий раз вспоминаю маленькую, строгую учительницу физики, виртуозную Милю Львовну.
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.