В незабвенную эпоху застоя служил я срочную механиком на Урале в полку тяжелой авиации.
Как там у Бродского: "лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик…" Да уж.
И вот однажды вызвал меня замполит части (относившийся ко мне, как отец родной) и сказал:
- Арсений, тут из штаба округа журналист приехал. Ему надо, чтоб кто-нибудь из солдат написал статейку в газету о войсковом товариществе. И даже гонорар обещал… Возьмешься?
- Не вопрос, товарищ подполковник. Дело нехитрое.
Журналист оказался улыбчивым капитаном с университетским значком. Мы с ним как-то сразу нашли общий язык. Сначала он начал мне обрисовывать задачи будущей статьи, но, выслушав несколько моих реплик, понял, что со мной ему очень даже повезло.
- Ну ты, Арсений, в курсе. Роль партии в воспитании сознательного бойца, дружба народов, взаимопомощь и прочая…
Капитан резко дал по тормозам и, проглотив готовое сорваться слово, продолжил после паузы:
- И прочие качества, характерные для нашей армии. Сколько тебе времени надо?
- Минут сорок.
- Силен! Зайду через час.
В назначенное время статья была готова. Капитан прочел ее и посмотрел на меня с уважением и сарказмом. Мол, далеко пойдешь, если не остановят вовремя.
А через неделю вся наша эскадрилья пребывала в настроении весьма шаловливом.
Газета с моим опусом передавалась из рук в руки. И никто из начальства (кроме старшины эскадрильи прапорщика Белоконя) не догадался вроде бы, что статейка была издевательским фельетоном, где всё было поставлено с ног на голову.
Заклятые враги оказались закадычными друзьями, обсуждающими в курилке итоги партийного пленума; узбеки читали по вечерам "Малую землю", а армяне с азербайджанцами сидели в ленинской комнате и делились информацией о притеснении негров в Соединенных Штатах Америки…
Мой стёб был оценен весьма высоко. И я купался в лучах заслуженной славы.
Но был у нас некий Вася Панасюк. Сельский паренек из Винницкой области. Спокойный, незлобивый и глупый.
Но, как говорится, себе на уме. И зависть его ко мне просто зашкаливала.
А когда пришло извещение об авторском гонораре, то Вася вообще впал в состояние мечты о таком же писательском успехе.
Газета прислала мне 25 рублей с копейками. Для солдата это было почти состоянием…
Видя, как мается Василий, я посоветовал ему:
- Вась, а ты стихи туда пошли. Да понимаю я, что не умеешь. Возьми у Пушкина. Он вон сколько томов насочинял! Думаешь, в редакции все его стихи помнят? Отправь туда стишок как свой. Пройдет на ура. Еще бы они Пушкина не напечатали!
Сказал и забыл.
Но дней через 10 ко мне подошел Вася с сияющей физиономией. И протянул фирменный бланк окружной газеты. Где было написано примерно следующее: как вам не стыдно, товарищ Панасюк, присваивать стихи нашего классика, выдавая их за свои? Это же позор, несовместимый с элементарной этикой. Если вы еще раз позволите себе такой плагиат, то мы сообщим об этом вашему командиру! И т.д. и т.п.
- Вася! Ты что, действительно послал туда Пушкина? Я же пошутил! А с чего ты довольный такой?
Вася аккуратно сложил листок и заулыбался еще шире:
- Дома покажу, как мне из газеты письма писали… В дембельском альбоме гарно смотреться будет!
До этого момента я полагал, что фраза «помереть от смеха» носит в себе признаки гротеска. Но экспериментальным путем подтвердил ее буквальный смысл.
У меня начались спазмы верхних дыхательных путей, и я безуспешно пытался втянуть в себя хоть немного воздуха.
И лишь здоровая молодость помогла мне выбраться из передряги.
А Васе я даже позавидовал. Такого по жизни беда не прошибет. Отрикошетит!
На прощанье - ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука -
лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
мало веки смежать
вплоть до смерти. И после
нам не вместе лежать.
II
Кто бы ни был виновен,
но, идя на правЈж,
воздаяния вровень
с невиновными ждешь.
Тем верней расстаемся,
что имеем в виду,
что в Раю не сойдемся,
не столкнемся в Аду.
III
Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло.
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?
IV
Чем тесней единенье,
тем кромешней разрыв.
Не спасет затемненья
ни рапид, ни наплыв.
В нашей твердости толка
больше нету. В чести -
одаренность осколка
жизнь сосуда вести.
V
Наполняйся же хмелем,
осушайся до дна.
Только емкость поделим,
но не крепость вина.
Да и я не загублен,
даже ежели впредь,
кроме сходства зазубрин,
общих черт не узреть.
VI
Нет деленья на чуждых.
Есть граница стыда
в виде разницы в чувствах
при словце "никогда".
Так скорбим, но хороним,
переходим к делам,
чтобы смерть, как синоним,
разделить пополам.
VII
...
VIII
Невозможность свиданья
превращает страну
в вариант мирозданья,
хоть она в ширину,
завидущая к славе,
не уступит любой
залетейской державе;
превзойдет голытьбой.
IX
...
X
Что ж без пользы неволишь
уничтожить следы?
Эти строки всего лишь
подголосок беды.
Обрастание сплетней
подтверждает к тому ж:
расставанье заметней,
чем слияние душ.
XI
И, чтоб гончим не выдал
- ни моим, ни твоим -
адрес мой храпоидол
или твой - херувим,
на прощанье - ни звука;
только хор Аонид.
Так посмертная мука
и при жизни саднит.
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
