Тёплое беззаботное бабье лето заканчивалось, и осень, нагромождая небо тёмными грузноватыми тучами начинала вступать в свои права.
Детская площадка посреди большого двора на некоторое время стихла, отпустив младших школяров по классам. Немногочисленные молодые мамочки приводили сюда своих розовощёких чад побегать по мокрым, от накрапывающих дождиков, слегка присыпанным опавшей желтой листвой, асфальтным дорожкам. Те родительницы, что поактивнее, шли на площадку подальше – она была побогаче оборудована всякими горками-лазалками, вертушками-покатушками и прочим. Но это было до той поры, пока в нашу песочницу не привезли великолепный, светло-желтый, искрящийся на редком солнце, хрустящий под ногами песок. Его насыпали так много, что мелкоте он казался огромной горой, на склонах которой хватало места всем. Там строили автострады для игрушечных автомобилей, затем пробивали туннели для этих автострад. Там выкладывались величественные дворцы на обрыве, под которым детскими ведёрками заливались пруды с грациозно плывущими резиновыми уточками.
Но главным развлечением были куличики. И королём здесь был Вадик, мой ровесник, с которым мы, к тому же, жили в одной парадной. Среди детворы, лепившей куличики, он был законодателем мод и непререкаемым авторитетом. Его куличики всегда имели совершенную, литую форму. Они никогда не разрушались и не крошились от вибраций, постоянно сотрясавших песчаную горку, их, казалось, обходит моросивший дождик, они всегда находили себе лучшее место для композиции, будто специально вылезая под объективы мамочкиных восторгов. Если Вадик ставил куда-то куличик, тот, словно идол у древних язычников, стоял нетронутым даже в самых проходных местах, вызывая какой-то первобытный трепет, и машинки, толкаемые детскими ручками по прорытым автострадам, уважительно гудели приветственными клаксонами.
Руки Вадика быстро покрылись цыпками от бесконечного копания в мокром песке, под его постоянно шмыгающим носом, от вытирания грязными ладошками, образовались красные корочки, от но он не замечал каких-то бытовых мелких неурядиц, его трудно было увести с площадки и глаза его горели от страстной любви к искусству малых песчаных форм. Поскольку его преследовали подражатели, он не мог стоять на месте, и, вместо одиноких, гордо стоящих куличиков, стали появляться многоуровневые стройные композиции. В какой-то момент Вадик решил обзавестись помощником, и, поскольку мы жили рядом, он, несколько свысока, предложил мне разделить его песочно-куличный триумф, и стать его подмастерье. Я не стал брать на себя такую ответственность, и мне оставалось лишь наблюдать быструю и уверенную работу его покрытых цыпками пухлых ручек, и изумлённых его работой, тихо перешёптывавшихся зрителей.
…
Труд и талант всегда приносят свои плоды.
В ту самую осень Вадику удалось уверенно откосить от армии. А меня призвали на два года.
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданая семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),-
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шопот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
