Давеча в общественном туалете человека встретил. Бисер пота у него на лбу, лицо бледное, будто мел, глаза исступленные, и пьяный он был в дым, но на ногах твердо стоял. Уставил он немигающий взгляд в кафель над писсуаром и повторял, как заведенный:
- Драться, драться, - и кулаки стискивал так, что косточки пальцев побелели.
Заметил, что я за ним подглядываю, спрятал свой член в штаны, повернулся ко мне и, застегивая ширинку, проговорил ожесточенно:
- Не надейся, смертью своей не умру – на баррикадах сгину, - и ушел.
Свой он был – точно. Захотел, должно быть, счеты с жизнью свести и напоследок дверью прегромко хлопнуть. Обыденность, конечно, осточертела: день завтрашний - день вчерашний.
Только смертью и можно внимание к себе привлечь. К ней мы завсегда с почтением и пышностью панихиды как бы извинение у покойника просим за то, что при жизни всячески его умаляли. Отсюда и образа, и свечи, и священник в шитой золотом ризе, и зычный, многократно усиленный сводами церкви, голос дьякона: «Аллилуйя».
Он произносит: кровь из носа.
И кровь течёт по пиджаку,
тому, не знавшему износа
на синтетическом веку,
а через час — по куртке чёрной,
смывая белоснежный знак,
уже в палате поднадзорной —
и не кончается никак.
Одни играют на баяне,
другие делят нифеля.
Ему не нравятся земляне,
ему не нравится Земля.
И он рукой безвольно машет,
как артиллерии майор...
И всё. И музыка не пашет.
И глохнет пламенный мотор.
1985
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
