Представляете, зима. Ночь – сказка! В воздухе ни ветерка, а в нем, празднично искрясь в свете фонарей, с эдакой вальяжной неторопливостью падают хлопья снега. И не так, чтоб очень морозно. Градусов десять-двенадцать, никак не больше.
А я только что со стихийного междусобойчика. Зашел к сокурсникам на минутку в общежитие и припозднился. По какому поводу? Да черт его знает! Сейчас не вспомнить. Да и не к чему - поводов выпить у студентов немерено, все не упомнишь.
Вышел на улицу, вдохнул свежий воздух, после прокуренной-то наскрозь комнаты, и замер как вкопанный. Мало того, шапку снял и голову под снег подставил. Хорошо как!
Тут и появился он. Он – это Генка Бурыкин, абсолютно ничем не примечательная личность. Если б кому-то пришла мысль объявить конкурс на самого неприметного студента на курсе, он без труда занял первое место, причем с большим отрывом от ближайшего конкурента.
Возникнув из темноты, сокурсник замер на секунду шагах в четырех, а потом решительно подошел и, глядя пристально мне в глаза, сказал:
- Подумай, что скажет инопланетный разум, увидь он тебя сейчас?
Я опешил, но только на миг, и, хмыкнув, показывая, что и сам не против повалять ваньку, возразил:
- Откуда пришельцу здесь взяться?
- Оглянись, - снисходительно усмехнулся он, - они кругом. Слепой и тот их заметит, если захочет, конечно.
Озадаченно глянув на него, чтобы понять, разыгрывает он меня или просто дурачится, я так и остался в недоумении - Бурыкин по своему обыкновению был серьезен.
- Наблюдают они за нами и диву даются. Стоило вот преодолевать такие пространства, чтобы увидеть здесь пьяного студента.
Этими словами он меня окончательно сбил с толку. Я изумленно вытаращился на него и секунд на пять лишился дара речи, а он себе продолжал:
- Люблю вот в небо смотреть. Когда начинаешь понимать, какое оно огромное, поневоле станешь думать, не может быть, чтобы там не нашлось ни единой живой души. И ведь так оно и есть. Мало того, души эти куда разумнее, чем мы, и, помяни мои слова, они помогут нам стать на правильный путь.
Бурыкин прищурился куда-то мимо меня и прибавил, будто совсем уж разговаривая сам с собой:
- Ведь кто хоть раз глянет, что у нас творится, равнодушным уже не останется. Только сложное это дело: за века такой клубок из всякой дряни скрутился, все так перепутано там, что даже тем, кто оттуда, - тут он ткнул пальцем в небо, - разобраться, что к чему не просто. Знаешь, почему?
- Нет, - мотнул я головой.
- В ниточке вся проблема кроется. Той единственной, за которую потяни, и весь клубок мигом распустится.
Я почувствовал, как из головы выветривается всякая хмель:
- Ты всерьез?
- Когда я шутил?
Что правда, то правда: такого случая на моей памяти не было.
- Не торопятся, однако, они на связь с нами выйти, - заметил я.
- Это смотря с кем, - с таинственным видом проронил он.
Я ухмыльнулся:
- Они что, с тобой в контакт вступили?
- Само собой, - ничтоже сумнящеся ответствовал Бурыкин. – Откуда, по-твоему, я про ниточку узнал?
Своим вопросом он поставил меня в тупик, и я не сразу нашелся с ответом.
– Видишь, кое-что до тебя доходить стало, - назидательно проговорил он и, не простившись, скрылся за дверью общежития.
Такая вот однажды случилась история.
Признаюсь, время от времени потом меня подмывало продолжить памятный разговор у дверей общежития, но однокурсник так и не дал ни разу для этого повода. Словом, что на него в тот вечер нашло, по сей день для меня загадка.
За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты,- и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом;
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и прямо.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.
Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной...
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть,- хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности, есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно все это!..
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцой,
А вот у поэта - всемирный запой,
И мало ему конституций!
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,-
Я верю: то бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!
24 июля 1908
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
