Во дворе восемнадцатиэтажного дома стоял мусорный бак. Большой такой, с крышкой, которая обычно была открыта, как у шкатулки, свисала и почти касалась асфальта. Бак был ещё не старый, крепенький, выкрашенный в зелёный цвет. Хотя, на одной из его стенок, снаружи маленькой ранкой виднелось коричневое пятнышко ржавчины. Никто не догадывался, что в том месте находилось сердце бака. Да, да, сердце! Иногда болело, иногда радовалось, но главное, умело любить.
А ещё у бака было имя. Барк. Имя ему нравилось, потому что так назвала его маленькая девочка, которая недавно научилась выговаривать «р». Она пришла с мамой выбросить пакет с мусором и спросила:
- Ма, а почему барк такой большой? И зелёный, а не красный?
- Не барк, а бак, - ответила мама.
- Нет, барк! Мне так нравится! – весело сказала девочка.
- Ну, ладно. Барк, так барк. Большой – чтобы много мусора вместилось. А зелёный – ну не знаю. Наверное, под цвет травки и листочков у деревьев.
Девочка с мамой тогда ушли, а у бака появилось имя. Его сердце радовалось.
Днями Барк работал, принимая в себя пакеты с мусором, пластиковые бутылки, картонные коробки и разные другие отходы. А по ночам он отдыхал и даже дремал. И снилось ему, что люди бросают не мусор, а разноцветные пластиковые шары, которые так приятно шелестели, соприкасаясь друг с другом…
Однажды утром сквозь дрёму Барк почувствовал, как на бортик одной из его стенок кто-то запрыгнул. Он проснулся и увидел, что по нему прохаживается ворона. Птица была чем-то озабочена и поэтому передвигалась быстро и как-то нервно. Наверное, она голодна, подумал Барк. Он знал, что в одном из пакетов, жёлтом, было что-то съедобное. Тем временем, ворона залетела внутрь бака и стала распарывать клювом какой-то другой пакет. «Нет же, нет, не этот! – подумал Барк, - вон тот, жёлтый!» Он напряг свои мысли, посылая импульсы вороне, и она вскоре стала распарывать жёлтый пакет. Барк облегчённо вздохнул и залюбовался вороной, поедающей остатки чьей-то трапезы. У птицы были чёрные перья, блестящие на солнце, цепкие лапки с острыми коготками, очаровательный хвост, похожий на веер.
Насытившись, ворона взлетела на бортик и стала по нему прохаживаться. От кожаных лапок исходило приятное тепло, отчего сердце Барка таяло, как мороженое в солнечный день.
Ворона стала прилетать каждый день. Она ходила по бортику, говорила приветственное «Карр!». Так здоровалась. Научилась выбирать «вкусные» пакеты. А Барк уже не представлял свою жизнь без своей чёрной красавицы. Он случайно узнал из разговоров людей, что вороны любят всё блестящее. И всегда старался, чтобы серебристые обертки от шоколадок и конфет были на видных местах. Ворона так любила ими шелестеть! Теперь, если Барк дремал, ему снилась его возлюбленная, играющая блестящими вещичками: золотыми колечками, цепочками, брошками и драгоценными камнями.
Так проходили дни, месяцы. Пережили зиму, когда холода морозным спрутом сковывали всю округу. Птицы бедствовали от недостатка корма. Но их выручали люди, развешивающие кормушки, и, конечно, мусорные баки.
Наступила весна. Холода ушли, стала появляться трава, начали распускаться листочки. Ворона прилетала к Барку, и он окружал её своей любовью. Но с некоторых пор ворона стала прилетать не одна, а с ещё одной вороной. Более крупной и деловитой. Барк не был орнитологом, да и вообще, не умел читать. А то бы он узнал слово "самец". Но люди в округе не называли ворон мужского рода самцами. Потому Барк довольствовался тем, что слышал. Его сердце огорчалось, пятно ржавчины стало увеличиваться. Барк ревновал подругу к её приятелю, но никак не мог это выразить. Приходилось принимать всё как есть. С другой стороны, он видел, что его возлюбленная счастлива, и это придавало ему силы дальше жить. Он с головой ушёл в работу, а по ночам ему снились кошмарные сны, где его ворона и этот крылатый черный проходимец вили совместное гнездо на ветвях старой акации.
Но самое страшное было впереди. Однажды ворона пропала. Её не было день, два, месяц, другой… Барк не знал, что и думать. Сердце болело, пятно ржавело и увеличивалось. Когда шли дожди, Барк плакал, и его слезы смывались потоками небесной воды. Мусор намокал, становился тяжелее и распирал дно и стенки бака. Физическая боль заглушала боль душевную. Становилось легче, хоть и не надолго.
Однажды в конце лета, утром, когда Барк досматривал последний страшный сон, он вдруг снова ощутил тепло кожаных лапок. Это было то прежнее тепло, когда сердце замирало и таяло. Но лапок было не две , а четыре. Барк окончательно пробудился, и если бы он умел улыбаться, то так и сделал бы. Ворона. Это была она, его черная любимая. Она почти не изменилась. Разве что стала более женственной, если можно так о птицах. Рядом с ней стоял молодой воронёнок, который только недавно научился летать.
Светало поздно. Одеяло
Сползало на пол. Сизый свет
Сквозь жалюзи мало-помалу
Скользил с предмета на предмет.
По мере шаткого скольженья,
Раздваивая светотень,
Луч бил наискосок в "Оленью
Охоту". Трепетный олень
Летел стремглав. Охотник пылкий
Облокотился на приклад.
Свет трогал тусклые бутылки
И лиловатый виноград
Вчерашней трапезы, колоду
Игральных карт и кожуру
Граната, в зеркале комода
Чертил зигзаги. По двору
Плыл пьяный запах - гнали чачу.
Индюк барахтался в пыли.
Пошли слоняться наудачу,
Куда глаза глядят пошли.
Вскарабкайся на холм соседний,
Увидишь с этой высоты,
Что ночью первый снег осенний
Одел далекие хребты.
На пасмурном булыжном пляже
Откроешь пачку сигарет.
Есть в этом мусорном пейзаже
Какой-то тягостный секрет.
Газета, сломанные грабли,
Заржавленные якоря.
Позеленели и озябли
Косые волны октября.
Наверняка по краю шири
Вдоль горизонта серых вод
Пройдет без четверти четыре
Экскурсионный теплоход
"Сухум-Батум" с заходом в Поти.
Он служит много лет подряд,
И чайки в бреющем полете
Над ним горланят и парят.
Я плавал этим теплоходом.
Он переполнен, даже трюм
Битком набит курортным сбродом -
Попойка, сутолока, шум.
Там нарасхват плохое пиво,
Диск "Бони М", духи "Кармен".
На верхней палубе лениво
Господствует нацмен-бармен.
Он "чита-брита" напевает,
Глаза блудливые косит,
Он наливает, как играет,
Над головой его висит
Генералиссимус, а рядом
В овальной рамке из фольги,
Синея вышколенным взглядом,
С немецкой розовой ноги
Красавица капрон спускает.
Поют и пьют на все лады,
А за винтом, шипя, сверкает
Живая изморозь воды.
Сойди с двенадцати ступенек
За багажом в похмельный трюм.
Печали много, мало денег -
В иллюминаторе Батум.
На пристани, дыша сивухой,
Поможет в поисках жилья
Железнозубая старуха -
Такою будет смерть моя...
Давай вставай, пошли без цели
Сквозь ежевику пустыря.
Озябли и позеленели
Косые волны октября.
Включали свет, темнело рано.
Мой незадачливый стрелок
Дремал над спинкою дивана,
Олень летел, не чуя ног.
Вот так и жить. Тянуть боржоми.
Махнуть рукой на календарь.
Все в участи приемлю, кроме...
Но это, как писали встарь,
Предмет особого рассказа,
Мне снится тихое село
Неподалеку от Кавказа.
Доселе в памяти светло.
1980
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
