Впечатление было такое, словно рослый немец с закатанными по локоть рукавами и висевшим на шее, поперек груди, шмайссером возник только что из затерянного в лесу болотца. Сбив щелчком с предплечья мундира зеленую пластинку ряски, вермахтский солдат, положив руки на автомат, шагнул раз-другой и, заметив сидевшего у потухшего костра рядом с палаткой Серегу, замер, пристально уставившись на него.
- Haltet die Augen offen*, - вдруг хрипло пролаял он и, повернувшись грузной походкой, ни дать ни взять будто нес на плечах неимоверную тяжесть, поднялся вверх по пригорку с чахлой березкой на его вершине.
Там он, топнув правой ногой, повернулся опять к боявшемуся пошевелиться Сереге, продолжавшего смотреть во все глаза на странного незнакомца. Ночь стояла ясная, и он различал даже пупырушки на защитного окраса пуговицах на мундире солдата.
- Graben hier**, - проговорил немец и для убедительности поднял вверх указательный палец, потом повернулся и направился прямиком к кромке топи, мало-помалу исчезая в белесой пелене тумана, скрывавшего стоячие воды болота.
Когда фигура солдата окончательно скрылась, Серега, сгорая от любопытства, поспешил подняться на холм, но ничего примечательного там не увидел. Тогда он присел на четвереньки и стал шарить руками в пожухлой траве, а потом взялся за холодно блеснувшую в лунном свете свою новенькую саперную лопату, неведомо как оказавшуюся под рукой, и со всего маха воткнул ее в землю. Тут же он получил чувствительный толчок в бок и проснулся.
В палатке было темно. Его напарник Егор, занимавшийся не первый год раскопками на месте былых боев и согласившийся приобщить Серегу к своему увлечению, вылез наполовину из спальника и спросил:
- Ты чего распихался?
- Понимаешь, такое приснилось…
- Ну и что? Кто по первому разу на раскопы приедет, тому обязательно что-нибудь по ночам примерещится…
- Фрица я видел.
- А-а-а, - разочарованно протянул Егор. - Небось, Болотный Ганс тебе привиделся, - не то спросил, не то подтвердил он и, зевнув, прибавил. – Тут он многим снится. Только еще никто до его клада не смог добраться. В общем, пустое все это.
Он снова зевнул так, что хрустнули челюстные кости и полез опять в спальник.
- Слушай, в лесу болота есть?
- Есть и березки есть и холмики всякие… Забудь свои глупости, - пробурчал сонно Егор, и Серега, сделав над собой усилие, решил не беспокоить его больше – все равно ничего путного сейчас от него не добиться.
Так что, как не хотелось ему немедленно разузнать дорогу к загадочным болотам, пришлось отложить расспросы до утра - время было позднее, да и его приятель, едва забравшись в спальник, захрапел во все носовые завертки. По недолгому размышлению Серега тоже лег, но сон не сразу пришел к нему. Из головы не выходил Болотный Ганс. Не может быть, чтобы зря фриц в этих местах околачивался по сновидениям. Что-то это да значит! Сам он Серега, во всяком случае, отмахиваться от этого факта не станет. Как пить дать, где совсем рядом в земле спрятано что-то очень ценное. Тут главное – терпение, а его ему не занимать. Кровь из носу, а найдет он тот холм с березкой, на которые указал ему фашист. Не просто же так приснился он ему, и, погружаясь все глубже в мечты о будущих своих находках, новоявленный искатель сокровищ не заметил, как уснул сладким сном праведника.
Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след.
Дуб годится на паркет, — так ведь нет:
Выходили из избы здоровенные жлобы,
Порубили те дубы на гробы.
Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,
Но явился всем на страх вертопрах!
Добрый молодец он был, ратный подвиг совершил —
Бабку-ведьму подпоил, дом спалил!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Здесь и вправду ходит кот, как направо — так поет,
Как налево — так загнет анекдот,
Но ученый сукин сын — цепь златую снес в торгсин,
И на выручку один — в магазин.
Как-то раз за божий дар получил он гонорар:
В Лукоморье перегар — на гектар.
Но хватил его удар. Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар мемуар.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Берегли они царя и моря.
Каждый взял себе надел, кур завел и там сидел
Охраняя свой удел не у дел.
Ободрав зеленый дуб, дядька ихний сделал сруб,
С окружающими туп стал и груб.
И ругался день-деньской бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой под Москвой.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
А русалка — вот дела! — честь недолго берегла
И однажды, как смогла, родила.
Тридцать три же мужика — не желают знать сынка:
Пусть считается пока сын полка.
Как-то раз один колдун - врун, болтун и хохотун, —
Предложил ей, как знаток бабских струн:
Мол, русалка, все пойму и с дитем тебя возьму.
И пошла она к нему, как в тюрьму.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Бородатый Черномор, лукоморский первый вор —
Он давно Людмилу спер, ох, хитер!
Ловко пользуется, тать тем, что может он летать:
Зазеваешься — он хвать — и тикать!
А коверный самолет сдан в музей в запрошлый год —
Любознательный народ так и прет!
И без опаски старый хрыч баб ворует, хнычь не хнычь.
Ох, скорей ему накличь паралич!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Нету мочи, нету сил, — Леший как-то недопил,
Лешачиху свою бил и вопил:
– Дай рубля, прибью а то, я добытчик али кто?!
А не дашь — тогда пропью долото!
– Я ли ягод не носил? — снова Леший голосил.
– А коры по сколько кил приносил?
Надрывался издаля, все твоей забавы для,
Ты ж жалеешь мне рубля, ах ты тля!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
И невиданных зверей, дичи всякой — нету ей.
Понаехало за ней егерей.
Так что, значит, не секрет: Лукоморья больше нет.
Все, о чем писал поэт, — это бред.
Ну-ка, расступись, тоска,
Душу мне не рань.
Раз уж это присказка —
Значит, дело дрянь.
1966
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.