... забытый уголок пустыни... Глядя на эту карту отчего-то захотелось вдруг провести пальцем по причудливой вязи барханов, словно повторяя пройденный однажды маршрут. Шаг за шагом, раз-два, три-четыре...раз-два, три-четыре... В ночной прохладе лучше слышны пятьсот миллионов бубенцов в шорохе осыпающихся под подошвой песчинок, а посвист ветра, если закрыть глаза, напоминает журчание пятиста миллионов родников. Под пристальным взглядом мириадов звёзд эти звуки сливаются в чарующую мелодию сопровождающую меня по ночам. Остывающий песок на линии горизонта порождает дрожащее марево. В нём отчётливо видно, как сверкающие сферы чуть движутся уловив мелодию и дополняя её своими неповторимыми нотами.
День ударит молотом ослепительно яркого солнца и мелодия осыпется под ноги очередным миллионом пройденных песчинок.Раз- два, три-четыре...раз-два,три-четыре...На коротком привале можно ждать заката. Точнее той единственной минуты, когда тонущий за краем земли раскалённый шар из красного станет оранжевым, затем невыносимо жёлтым и лишь напоследок, тускнея, окрасит песок в цвет золотой пшеницы. Загрубевшие пальцы будут крутить никчёмный затёртый кусок металла от которого возможно зависит моя жизнь. Интересно, а можно ли измерять шаги песчинками?
Раз-два, три-четыре...раз-два, три-четыре...пять...
Кажется путь завершён. Развалины древней стены испещрены трещинами, добротный колодец всё так же ждёт редких путников.
Скрипит ворот, верёвка разматывается жёлтой змейкой, ещё чуть и ведро будет наполненно. И поёт, поёт свою песню разбуженный колодец. Вдруг песня нерешительно замирает, как и ведро остановившееся у самой воды.
Мгновение и песня переходит с лёгкого мотива на более тягучий, пронзительный. Наполненное ведро стоит на краю добротной кладки. Наконец-то можно утолить жажду. Но что это? Склонившись над ведром я вижу однажды нарисованную карту. Та же вязь барханов. Вот только колодцев два. Полных ясного до одури неба и чего-то ещё, невыносимо далёкого.
"...до чего же странные эти люди - взрослые..." - ловить снежинки это же так здорово! Мальчик стоит под фонарём и ловит кончиком языка медленно сыпящиеся с неба снежинки. В желтоватом тёплом свете они вспыхивают то как маленькие звёзды, то похожи на песчинки, поднятые внезапно налетевшим порывом ветра.
Я тоже с удовольствием прочла. Хорошо написано, легко читается. Удачная работа. Баллов пока нет, но это 25) Надо было, чтобы недельку или дней 5 повисела бы новелла, а то прочесть многие не успели)
Беру в избранное)
Поздравляю Вас с праздником! Будьте здоровы!
Спасибо.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.