Дикий вопль, раздавшийся совсем рядом, чуть не опрокинул его. Попятившись, Савва запнулся и
все-таки полетел. Приземление оказалось более чем удачным. Он выныривал из шконки.
«Дверь в лето». Руки и ноги немного сокращались сами по себе. «Не хватало еще плясок
святого Витта» ухмыльнулся про себя Савва. Возникновение тремора было неизбежным.
Также как и подавленное ублюдочное состояние. «Как будто замедленная сюрреалистичная
съемка» сравнение было неточным, но наиболее подходящим на его взгляд. Голова была
наполнена свинцовым туманом. Мысли и образы с трудом и неизбежным опозданием
просачивались в пункт назначения. Глаза обшарили пределы видимости… «дом, милый дом» …
улыбка стала как оскал Гуинплена. Хотелось курить. Савва знал, что после «двойки» не стоит
этого делать, но легче от этого не было. Товарищ справа пребывал то ли в коме, то ли в
нирване. В принципе одно и тоже. Слева было шевеление. Савва повернул голову насколько мог.
Сосед явно чувствовал себя не самым лучшим образом. С его стороны шел жесткий запах
едкого пота, мочи и какой-то химии. Периодически он издавал нечленораздельные вопли. Савва
знал, что орать тот будет первые день-два. Насмотрелся уже. Сам Савва находился в
прострации и очень хорошо видел как падает пыль.
-Савва, почему ты курил? - мама смотрит с укором. И нет осуждения в этом теплом
взгляде. Только боль, да переживание - Мы же тебя не учили этому!
Тринадцатилетний Савка стоит потупившись. Ростом уже почти с нее. Ему стыдно
смотреть маме в глаза. Да и что он скажет?!Что ему надо курить, ведь он не хочет
выделяться из толпы такой же малолетней шпаны?!Оправданий нет, и Савка сглатывает
застрявший в горле комок, видя, как блеснула слезинка в уголке маминого глаза.
-Я не буду, мам, пока не вырасту точно не буду - вихрастая голова поднимается, стальные
глаза смотрят прямо.
Комок слюны проваливается в пищевод. Зверски хотелось курить. Шорох. Ощущение чьегото присутствия. Глаза с трудом открываются. Дядя Саня стоит рядом.
-Как ты?
-Зэ бэст - пытается сказать Савва, но вместо этого выходит какое-то блеяние. Глазами
показывает на тумбочку. Дядя Саня, сходу понимает. Пошарившись, находит бутылку с водой.
Открывает. Подносит Савве. Савва пьет жадно. Противная оскомина чуть уходит и даже в
голове немного рассеивается.
-Курить - напившись он просит дядю Саню.
-Савк, согнет же, сам знаешь - старый знает все.
-Курить
-Сейчас Витек придет, на атасе встанет, потерпи.
Савва прикрывает глаза.
-Сколько прописали? - доносится голос.
-Три по пять внутримышечно - не открывая глаз отвечает.
-Потолок значит. Нормально тебя - дядя Саня присвистнул - Держись паря.
В это время в проеме появляется Витек.
-Стой тама, малой, свистнешь если что - старый достал сигарету, раскурил -
- Давай Савк - поднес к губам Саввы. Жадные затяжки. Одна, другая.
«Следуй за белым кроликом… за каким именно непонятно… в чертовом трюмо слишком много
чертовых кроликов…»
С третьей затяжки начало корежить. Суставы подрагивали, мышцы и мускулы начали более
судорожно сокращаться.
-Савк, давай тягу и хорош - дядя Саня дал ему еще раз затянуться. После этого выпрямился,
тронул за плечо- Держись Савв - и направился к выходу, держа окурок в щепоти.
«…Раз. Два. Три. Четыре. Запирайте дверь в квартире ...» вспомнилось внезапно Савве. Всю
считалочку он не помнил, но продолжал отсчитывать на свой лад, как метроном.
«…двести восемьдесят шесть - кто-то хочет мозг твой съесть…» и в это время спазм
плетью ударил по нему. От ступней до затылка. Сокращение мышц было столь
стремительным, что Савву выгнуло почти пополам. Небесная твердь потолка взорвалась,
открывая перспективы вселенной.
Вопль прыгнул в безразличный потолок и отрикошетив теннисным мячиком ускакал в коридор.
Вспышка. Мерцание галактик. Тьма с кляксами серой дымки. Савва парил, пытаясь
сконцентрироваться. Но мысли расползались, как грязные комья ваты под прошлогодней
елкой. Рваные, тусклые, похожие на дохлых серых мышат.
Что -то издалека, ударило вдогонку. Словно торопилось добить. Савва слышал, как где-то
рядом и в то же время неизмеримо далеко зарождается пронзительный звук. Пронзив
пространство и время, звук покинул тело принеся некоторую легкость.
Тишина. Странно, непривычно тихо. Ничего не хочется. Абсолютная нега. Савва приоткрыл
глаз. Раннее утро. Лето. Открытый балкон пропускает приятный ветерок. Чуть колышится
занавеска. Трамваи еще не ходят, поздние гуляки уже спят и видят сны. Даже птицы еще не
проснулись, но уже замечательно. Легкие призрачные полутени гуляют по потолку и углам
комнаты. В такое время кажется, что волшебство рядом. Что вот-вот из полумрака
соткется призрачная фигура и откроет дверь в неведомый мир. Савка наслаждается этим
моментом.
Тишина прерывается звуком, доносящимся откуда-то извне, но, не с улицы. Звук противный,
он разбивает тишину на осколки. Прерывающийся, вихляющий звук. С легким поскрипыванием.
Так едут разболтанные полустертые колеса по выщербленному кафельному полу. Так едет
тележка для бачков с немудреной пищей для немудренных людей в забытой богом дыре.
Тут же лавиной обрушился нестройный гул голосов и прочие неприятные звуки,
затягивающие в серую реальность. Глаз описал дугу, раз, другой. Савва наконец понял, что это
все-таки обед, раз он не почувствовал, что его колют. Самочувствие было отвратительным.
Свет в проеме закрыла чья-то тень. Зашел Амбал. По дороге на обед.
-Савва, ты Крюгеру нос сломал зря. Но, трогать мы тебя не будем. Ты помнишь, что завтра
заступает Фюрер? Савва, по-человечески говорю - берегись.
-Спасибо, Амбал - Савва еле выдавил из себя фразу.
Амбал кивнул и молча вынес свое туловище из палаты. Савва чувствовал сосущий голод. Но
все ощущалось, как что-то просто сопутствующее. Попытавшись чуть изменить положение, просто уснул.
Было невыносимо жарко. Казалось, вся жидкость решила выйти из него потом.
Пробуждение было неясным, да и вряд ли это можно было назвать пробуждением. Савва
проснулся от укола в руке. Не открывая глаз, он и так понял, что происходит. Тут же, следом,
второй укол. Не считая необходимым подавать признаки жизни вытянулся максимально и
затих. Все представлялось неважным и ненужным. Была лишь пелена мути. Савва тонул в ней.
Песчинка на пляже.
Обрывки непонятных, скорее метафизических видений, разрывали реальность, сон и
забытье. Савва с трудом понимал - где грань. В конце концов просто устал от этой карусели и
забылся.
Холод. Озноб. Сбитое дыхание. Жутко хочется принять позу эмбриона. Кто-то держит
безжизненными лапами за руки и за ноги, впивается цепкими шершавыми крючьями, не давая
двигаться. Собственная беспомощность накрывает тягучими волнами паники распахивая рот
в беззвучном вопле. Савва судорожно дергается раз, другой - но понимает наконец, кто он и где
он. Больничная пижама мокра от пота и мочи. Рождение холода. Озноб накатывает волнами,
тремор смешивается с ним, вызывая новые ощущения и крик. Хочется курить. Все остальное
на втором плане. Тихо. Значит раннее утро. Настолько тихо, что слышно только, как сопят с
придыханием его соседи. Даже обычные звуки из других палат не доносятся. Скрючившись,
насколько возможно, Савва ныряет в сон.
Нещадная тряска вырывает из сна. Савва открывает глаз. Сергей Александрович нависает
над ним, рядом врач из другой смены. За его спиной маячит ухмыляющаяся рожа Фюрера.
-Как самочувствие? - Сергей Александрович не обращает внимания на условности вроде мокрой
пижамы и мерзотного запаха, стоящего в палате.
-Доктор, ответьте честно. Лучше суровая правда. Я смогу после лечения играть на скрипке? -
Савва собрался с силами, чтобы выдать тираду.
-Конечно - губы врача трогает скрытая улыбка.
-Слава богу, а то я уже переживать начал.
Сергей Александрович, поворачивается к торчку слева, давая понять, что разговор закончен.
Спустя буквально десять минут кавалькада покидает палату. Значит скоро уколы. Бледные
стены падают, падают, падают, потолок опускается со скоростью пресса. Смесь звуков из
недр отделения кидается на стены и осыпается мелким бисером на пол. В палату входит
давешняя медсестра, Алла. Тележка ее опережает.
-Доброе утро! - Савва не делает попытки улыбнуться, прекрасно понимая как выглядит его
рожа .
-Доброе утро! - Алла вполне человечески с ним здоровается -не успела еще зачерстветь.
Уколы проходят быстро. Она удаляется из палаты, оставляя после себя шлейф тепла и духов.
Тяжелая бесконечно тягучая слюна обволакивала рот. Хотелось пить. Прикрыв глаз, Савва
пытался отвлечься ото всего. Прогрохотала трамваем тележка с завтраком. Понеслись
характерные звуки из столовой. Шелест ступней в коридоре перекатывается сухим песком в
горле, грохот пустых бачков отдается биением сознания о какие-то стены, помигивание
лампочек – явный признак собственного существования.
