Этот цех еще древнее, чем мороженщики, о которых я писал. Ножи и ножницы точили всегда. Потом стали точить ножи от мясорубок. Точильщики ходили со своим нехитрым приспособлением – два три круглых точильных камня на оси с ножным приводом. Все камни были разной зернистости для различной степени обработки материала – от грубой до очень деликатной. Агрегат этот обычно посредством толстого потертого ремня был перекинут через плечо. Ну и, конечно же, фартук. На них были грубые, по-моему, даже кожаные фартуки.
Ну, и самое главное, как у мороженщиков из моего одноименного опуса, у точильщиков был свой позывной. Они ходили по дворам и выкрикивали: «То-о-о-о-чит ножи-мясорубки… ножницы!». Почему о себе они говорили в третьем лице? Скорее всего, кричать легче, когда последний слог закрытый. Попробуйте сами: «Точу-у-у-у ножи-мясорубки!» Мне первый вариант больше нравится. К тому же, он загадочней. Кто точит, почему сам не кричит?
Правила и оселки были, наверное, в каждом доме, но так, как точили точильщики, никто не поточит! Профи – одно слово. Во дворах выстраивалась небольшая очередь. Точильщик устанавливал поудобнее свой нехитрый (а иногда очень даже и хитрый – например, сопряженный с велосипедом) аппарат, изучал каждый предмет точки и обстоятельно, с видом знатока производил заточку. Искры летели во все стороны. Детвора прыгала и визжала от восторга! Кстати, в таких стихийных "точильных" очередях можно было встретить уникальные предметы заточки – старинные ножницы, редкие ножи и т.д.
Я тут хотел найти в сети картинку точильщика и понял, что это был абсолютно универсальный цех. Во всех городах со стародавних времен – это почти те же переносные станки и малоэволюционирующие типажи мужчин. Зато я понял, что помимо точильщиков-подвижников или точильщиков-передвижников были еще и стационарные точильные цеха , где работники точили с утра до ночи. Делали они это… лежа на животе! С какого перепугу? – подумал я. оказывается, так меньше устают спина, шея и руки. Очень экстравагантно выглядят фото такого цеха, ничего не скажешь!
В старом зале, в старом зале,
над Михайловской и Невским,
где когда-то мы сидели
то втроем, то впятером,
мне сегодня в темный полдень
поболтать и выпить не с кем —
так и надо, так и надо
и, по сути, поделом.
Ибо что имел — развеял,
погубил, спустил на рынке,
даже первую зазнобу,
даже лучшую слезу.
Но пришел сюда однажды
и подумал по старинке:
все успею, все сумею,
все забуду, все снесу.
Но не тут, не тут-то было —
в старом зале сняты люстры,
перемешана посуда, передвинуты столы,
потому-то в старом зале
и не страшно и не грустно,
просто здесь в провалах света
слишком пристальны углы.
И из них глядит такое,
что забыть не удается, —
лучший друг, и прошлый праздник, и —
неверная жена.
Может быть, сегодня это наконец-то разобьется
и в такой вот темный полдень будет жизнь разрешена.
О, вы все тогда вернитесь, сядьте рядом, дайте слово
никогда меня не бросить и уже не обмануть.
Боже мой, какая осень! Наконец, какая проседь!
Что сегодня ночью делать?
Как мне вам в глаза взглянуть!
Этот раз — последний, точно, я сюда ни разу больше...
Что оставил — то оставил, кто хотел — меня убил.
Вот и все: я стар и страшен,
только никому не должен.
То, что было, все же было.
Было, были, был, был, был...
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
