- Доброе утро, сынок.
- Мама, а сто такое «утло»?
- Это начало сегодняшней жизни, сынок.
- А какая она будет?
- Пока ты маленький, ты сам ещё не можешь сделать её какой-либо. Сегодня она будет такой, какой сделаю её для тебя я.
- А потом что будет?
- Будет новый день и новая жизнь.
……
- С днём рождения, сынок.
- Мама, а что такое «день рождения»?
- Это начало нового года жизни, сынок.
- А каким он будет?
- Он будет таким, каким его хочешь видеть ты, а я тебе в этом помогу.
- А что будет потом?
- Будет новый год и новая жизнь.
……
- С совершеннолетием, сынок.
- Ну, спасибо. А почему этот день называется днём совершеннолетия?
- Потому, что твои лета настолько совершенны, что ты отныне сам будешь творить свою будущую жизнь.
- Хотел бы я знать, какой будет эта будущая жизнь.
- Такой, какой сделаешь её ты.
- А потом?
- Потом будет Небо, сынок. Небо и новое рождение. Но чтобы достичь Неба, много надо пережить, выдержать. Много тревог, исканий и потерь, боли и надежд. И если из всех этих испытаний ты выйдешь с честью, если не будут держать тебя на земле слёзы тех, кого ты обидел, если сердце не окаменеет, не станет тяжёлым, а душа останется крылатой, ты с лёгкостью достигнешь Неба.
……
В дальнем уголке парка старик, сидя на «сто лет» некрашеной скамейке, смотрел на жёлтую листву берёз у себя под ногами и думал. Он думал о том, что листья опали, но берёза не умерла и весной она снова «родит» листья… А его мама… Мама ушла давно. Ушла, забрав с собой его озорство, его бесшабашность и слабость, а заодно и юность.
…Такой, какой сделаешь её ты…
Он давно понял, что мать хотела сказать на самом деле. Нет, она не собиралась отстраниться от него в связи с достижением совершеннолетия. Она говорила тогда о том, что придёт время и только он сам будет творить свою жизнь, своё будущее, но уже без неё.
И он творил…порой уставая до изнеможения, порой голодный и больной. Творил свой мир, свою семью, своих детей…
- Доброе утро, сынок.
- Папа, а сто такое «утло»?
……
Но сегодня он сидел и думал. Думал о Небе и новой жизни, той, что будет после Неба. Он верил, что она будет, потому что умирал день, но рождался новый, проходил год, но приходил другой, заканчивалась жизнь, но обязательно должна начаться следующая. А что потом? – Вечность! Но Вечность не бывает старой и новой, предыдущей и следующей…
Да и зачем ему нужна Вечность, если пока ещё он может радоваться рождению нового дня. Как в детстве…
Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...
То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.
Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.
Декабрь 1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
