Писатель Тимофей Юрьевич Скоренко написал роман «Сад Иеронима Босха». Оцените название – правда великолепно назвал? Фантастический роман. Роман награжден кучей фэновских премий. «Еврокон», «Бронзовая улитка», «Бронзовый кадуцей», «Странник», «Бронзовый Роскон» – его наградили все, кто учился, общался, хоть как-то был знаком с великими Братьями Стругацкими.
Как было не прочесть роман с таким великолепным названием и с кучей таких великолепных премий.
Я честно начал его читать и десять первых страниц прочёл. Дальше пришлось читать по диагонали. Я был ВЫНУЖДЕН дальше читать по диагонали.
Надо бы объясниться в этом месте.
Краткое содержание романа:
Некое условно-американское человекообразное существо, беспросветный говнюк и пакостник становится вдруг чудотворцем…
Так вот первые страницы романа посвящены детальному описанию того, в чьи кружки с пивом писает будущий чудотворец, кому в еду пальцем подмазывает своё дерьмо, куда, в какой суп, сморкается, об кого вытирает свои сопливые пальцы.
«Сад Иеронима Босха» начинается сортиром. Дачным, пятидесятых годов, где не высидеть двух минут – смердит.
Не дожидаясь приступов рвоты, я прекратил нормальное чтение – настоящий писатель, коли уж понадобилась ему выгребная яма, не будет лезть в неё по плечи. Как-нибудь уж метра за два даст этот запах. И отойдёт. Потому что и так ясно – выгребная яма.
Но дивное название не отпускало – что-нибудь должно же было там быть, коли уж – «Сад Иеронима Босха»!..
…Так вот. Сие условно-американское чучело становится чудотворцем, не переставая быть тем самым… И, вопреки всякой логике, начинает совершать излечения, умиротворения, любвевнедрения. А не продолжать привычные свои развлечения уже в иных масштабах.
(Тому, кто почитывал в своё время и Стругацких, и Булгакова, да и Фёдора Михайловича Достоевского не обегал, моментально становится понятна вся интрига – сатана какой-то мелкий шуткует. Что либо более серьёзное предполагало бы и серьёзное отношение к реальности. Фантастика – это гиперреальность. Гипер-, но всё-таки – реальность. Тем боле, что на втором плане постоянно трётся некая аккуратная личность, никак по сюжету не надобная.)
…Ватиканская номенклатура, подхватывает чудотворца, делает новую религию, в которой крест заменяется на некий символ «элсмит», пошедший от изображения фаллоса с гениталиями. Чудотворец-говнюк, помахивая руками, останавливает войны и эпидемии, оживляет мёртвых. Всё человечество, за исключением России-матушки, правда, сходит с ума, толпами, странами бухаясь перед новым мессией, всё это сопровождается доброжелательными рассуждениями автора о Христе, о том, что он был простым плотником, а его мама была простой женщиной.
Продолжал я это читать в надежде. В слабой надежде, что автор вывернется из всей этой тягомотины. Что «чудотворец», совершая ДОБРЫЕ ЧУДЕСА, однажды начнёт становиться человеком. Что ещё можно было бы из этого вытянуть? Что автор, наконец, заглянет в душу своего героя-говнюка.
Ан, зря!
В России «чудотворец», под мысли доброжелательного автора об искушении Иисуса, лезет на Останкинскую башню, прыгает оттуда, за полметра до бетонки передумывает, оказывается снова на башне, напускает на Москву облако любви, исцеляет, оживляет и одаряет налево-направо, опять-таки под рассуждения автора об Иисусе Христе, его родных и близких.
Далее католическим духовенством разрабатывается план убиения «чудотворца», исходя из того соображения, что, не взойдя на Голгофу, не стать пророком. От мессии перед его убиением рождается пацан-наследник. Мессию убивают. И тот самый аккуратный персонаж второго плана, которого автор постоянно водит от кулисы к кулисе, представляется сатаной и объясняет, что бог и сатана – это одно и то же. И вообще всё вышеописанное делал он, сатана, а не этот говнюк.
Сразу отметим для Тимофея Юрьевича, что сатана мелковат, коли так развлекается. Сравним, хотя бы , с Воландом.
Спросим также Тимофея Юрьевича, на кой хрен он нужен был, герой его романа, тогда?
Сад Иеронима Босха подвязывается к сочинению рассуждением о том, что все люди, как на картине Босха грешат.
Я понял прекрасно мысль автора – Христа сделал Сатана-Бог, Иисус был не таким, конечно, но – говнюком, все люди – подопытные крысы у сатаны-бога.
Если уважаемый Тимофей Юрьевич Скоренко имел целью своей – успех и продажи, то некоторого результата он добился.
Плохо только то, что рецепт этого успеха явлен откровенно. НАЗВАНИЕ – это раз. Первый пункт рецепта. «Пятьдесят оттенков серого»… Или «Сад Иеронима Босха»… Попробуйте-ка, придумайте что-нибудь получше, позаманчивей! А?
За названием – вонь, это два. Косвенное оплёвывание того, что именно сейчас модно оплёвывать, – это три. Вонь – это впечатление для массового потребителя, как ни крути. И впечатление сильное, знакомое, узнаваемое. Оплёвывание – это, для массового же потребителя, смелость, хотя уж, откровенно говоря, заплёвано христианство – места чистого не найти.
Да! Забыл! Роман пишется для русского потребителя, поэтому говнюки – только из Америки, а апофеоз – только в Белокаменной.
Простенький, вобщем-то, рецепт. Название, вот только, выдумать позаковыристей. Чтобы купились. Не от Сатаны рецепт. От мелкого КЛИНИНГ-МЕНЕДЖЕРА сатанинского какого-то департамента. И месть сатанёнка Тимофею Юрьевичу будет мелкой. Напишет однажды что-нибудь приличное, а рядом – ЭТО болтается, не тонет. Название держит. И ткнутся читатели в ЭТО.
Посмотрел я сайт Тимофея Юрьевича. Ну, какой же писатель без сайта? На сайте много чего выложено. Посему он гораздо познавательнее романа с дивным названием. Из сайта можно вывести заключение, что Тимофей Юрьевич пишет простенькие стишки, выкладывает руководство по стихосложению, позирует в шляпе а-ля М.Боярский. Но – боек и трудолюбив.
Если таит Тимофей Юрьевич всё-таки надежду стать писателем, то можно было бы, набравшись наглости кое-что ему посоветовать. Так сказать, советы литературного профана литературному профи.
Например, посоветовать прочесть ещё раз «Парфюмера». Но только – всерьёз. Если уж и придумывает автор чудеса, то цель имеет не только подзаработать, но и смысла достать бадеечку. Герой в «Парфюмере» может под конец жизни оболванить толпу, но только до первого ветерка. И чудеса его сатанинские в первую очередь уничтожат его самого – это как-то согласуется с реальностью.
Можно было бы посоветовать узнать получше самого себя, а потом уж писать о ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ. И не забывать, что сам– такой же как все остальные люди. Коли тебя не проймёт, то и других не достанет.
А делать из человечества крысятник – недостойно.
Да и со шляпой аккуратнее надо бы. Такая шляпа – это лысина. Не надо стесняться своей лысины.
Плохо другое. Эту продукцию награждают премиями люди, учившиеся у Аркадия и Бориса Стругацких. Сделаем вывод – ни чему не научились. Зря пороги обивали. Обидно!
А я еще думала: читать - не читать прозу Тимофеуса. Больно хороши названия, но что-то удерживало.
А стихи его мне нравятся. Почти все.
Эту вещь читать, разумеется, не стоит. Полный абзац! Другие - не знаю. Может стоит потрудиться - почитать. Вдруг, да и есть что-нибудь приличное. Но я точно его уже не буду его читать. Вонь будет вспоминаться.
Тим был не самым слабым стихотворцем, и потому я искренне не понимал тех, кто швырял в него башмаки. Ну не понимал я, отчего он среди наших маститых вызвал такое однозначное неприятие. Из чьих-то объяснений я запомнил такую характеристику Тимова творчества, как "искусственность". И все равно не мог уяснить, чем эта самая искусственность страшнее банальной хронической графомании... Вы (хоть и немного сумбурно, но честно) все разложили по полочкам, за что большое спасибо... А что касается премий, то не они определяют лицо и дух литературы, и уж конечно не они являются показателем уровня и качества текста - это не более чем бизнес-проекты, в чем-то даже, наверное, полезные.
Собственно разозлился я по настоящему на этих, которые закидали его премиями. Выпороть надо было парня, для пользы. Не подозревает, скорее всего, Тимоха, что кто-то уже лихорадочно выдумывает название похлеще. И выдумают, ведь, подлецы! А лет через пять спихнут тимофея во второй рядок, а там - и в резерв, как Лукьяненко (а тот, в отличие от Тимофея, пишет весьма профессионально и сочно), что тогда? Хорошо, ежели успел уже Тимоша стать ЗВЕРЕМ, ДЕНЬГИ ДОБЫВАЮЩИМ - а ежели не успел?
Он ведь младше моего младшего сына. Ежели ещё - человек, то премии все эти в хорошую яму его загонят. Со всеми его шляпами и пособиями по сочинению стихов. Конечно, ежели он - телёнок, а не молодой волчина.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.