Люблю я умных людей. У меня есть друг, который знает, кто был губернатором города Грандау в 1413 году. Он больше, правда, ничего не знает, потому что пьёт сильно. Ещё один друг помнит фамилию человека, который застрелил Леннона и, когда пьяный, только её и говорит. Он всегда пьяный, поэтому кроме этой фамилии вообще ничего не говорит. И ещё я знаю парня, который читал Библию в подлиннике. Про Пушкина он не слышал, про Донцову тоже, а вот Библию в подлиннике – пожалуйста. А когда сильно выпьет, говорит, что авторский экземпляр. Барышня одна знакомая всегда носит с собой томик Цветаевой. Как мужика увидит интересного, сразу принимает томную позу и томик достаёт. Пока, правда, без особого успеха, потому что она, как эту свою позу примет, храпеть начинает. И черемшой от неё пахнет, она ей закусывает всегда. Сосед у меня сильно пьющий, но как в шахматы играет! Один раз обыграл Каспарова, Карпова, Баскова и братьев Кличко. Странная компания, но он говорит, что встретил их всех у ларька и обыграл на пиво. Он с тех пор, когда пьёт, всегда шахматы расставляет, даже если их нет. Товарищ есть у меня – киноартист. В кино, правда, не снимается, у него редкая болезнь лица, оно в кадр не влезает. Зато, как остограммится, очень профессионально о кино рассуждает. Так профессионально, что даже барышня с Цветаевой храпеть перестаёт, говорит, что ей конфузно, несмотря на черемшу. А один знакомый как-то давно встретил в магазине академика Капицу. Прямо лицом к лицу, возле консервов. С тех пор пьёт. Не Капица, знакомый мой. Потому что в физике он сечёт лучше, а денег больше у Капицы, что, конечно, обидно. Жена у меня вообще умница. Всё знает, правда, не пьёт. И когда мне надо в магазин идти, и когда мусор выносить, и какой сериал я люблю смотреть, и сколько раз я в детстве головой ударялся… Угадывает, к сожалению, редко. Практически никогда.
Вот так и живу в окружении умнейших людей нашей эпохи, иногда даже противно. Тёща знает, куда я трачу деньги и где закончу свою жизнь, каждый полицейский милиционер в курсе, какое преступление я совершил и за сколько рублей меня можно простить, журналисты как-то догадались, что я интересуюсь личной жизнью Ксюши Собчак и во всех газетах мне сообщают об изменениях. А изменения там каждый день, между прочим. Начальник на работе узнал откуда-то про мои школьные оценки. Вчера отчёт мой прочитал, в сторону отложил и грустно так спросил: « У тебя, Кузьмичёв, в школе ни одной тройки не было, только двойки? Ну хотя бы по пению?». Я ещё молчу про депутатов. Эти просто всё знают, хотя по лицам и не скажешь. И сколько денег в месяц уходит у меня на еду, сколько на лекарства, сколько на метро и сколько мне вообще надо денег. Причём метро в нашем городе нет. Вот мозги у людей устроены – меня ни разу в жизни не видели, а всё знают! Так что постепенно я пришёл к нехорошему для себя выводу – в этой стране только один идиот. Я. Остальные хоть в чём-то, но гении. Таксист знает, сколько стоит доехать от вокзала к моему дому, хотя ни разу в жизни у меня не был, в ДЕЗе знают, когда в моей квартире надо менять трубы, хотя тоже у меня не были, соседи сверху прознали, что я обожаю хоровое исполнение «Владимирского Централа» в три часа ночи, телефонисты – сколько я говорю по телефону, начальник РЖД – что я ненавижу кондиционеры и обожаю из душной электрички смотреть на пролетающий мимо «Сапсан»… Доктора в поликлинике умнейшие люди – определяют болезнь по одежде. Если пиджачок потёртый – «чайку с малиной попейте и постельный режим», а если костюм дорогой и в каждой руке по барсетке – «заходите, мы вас осмотрим, но уже ясно, что у вас очень запущенная и сложная в лечении болезнь». В паспортном столе просто умницы работают – знают, что я люблю гостей, ну и прописали у меня 150 человек с Кавказа, включая 40 китайцев. Телевизионные начальники тоже молодцы, знают мои вкусы – 50 сериалов в день про провинциалку в Москве плюс юмор. И предвыборные дебаты, что тоже смешно. Но самый умный, конечно, Чубайс. Узнал, что я в месяц потребляю электроэнергии на 641 рубль 52 копейки и ушёл в нанотехнологии. Это то, чего не видно. То есть он будет брать нормальные государственные дензнаки и превращать их в наноденьги. В принципе, он этим всю жизнь и занимался. Ну, может, какой-нибудь наноприбор построит, для отчёта. И всё бы хорошо, я не против, но у меня постоянно возникает один вопрос – если единственный идиот в стране это я, то почему мне за это не доплачивают? Без идиота ведь жить нельзя, без идиота государство погибнет! Случись со мной какая неприятность, одни умные останутся, и что? Они сами себе будут про губернатора города Грандау рассказывать и про сроки замены труб? Сами себе сериалы показывать и в «Сапсанах» их смотреть? А нанодома с наноедой они кому будут впаривать? Так что, ребята, берегите меня, я вам в качестве идиота ох как нужен! Вы мне денег, а я вам полное понимание всех ваших инициатив, включая повышение тарифов на всё с одновременным уменьшением зарплаты. Надо так надо, что поделаешь. Головой кивну, в телекамеру что-нибудь одобрительное брякну и пойду домой пиво пить под сериалы. Если, конечно, какие-нибудь умные люди не решат, что я хочу жить на улице возле теплотрассы и без телевизора. Им-то, умным, виднее, на то они и умные…
Закат, покидая веранду, задерживается на самоваре.
Но чай остыл или выпит; в блюдце с вареньем - муха.
И тяжелый шиньон очень к лицу Варваре
Андреевне, в профиль - особенно. Крахмальная блузка глухо
застегнута у подбородка. В кресле, с погасшей трубкой,
Вяльцев шуршит газетой с речью Недоброво.
У Варвары Андреевны под шелестящей юбкой
ни-че-го.
Рояль чернеет в гостиной, прислушиваясь к овации
жестких листьев боярышника. Взятые наугад
аккорды студента Максимова будят в саду цикад,
и утки в прозрачном небе, в предчувствии авиации,
плывут в направленьи Германии. Лампа не зажжена,
и Дуня тайком в кабинете читает письмо от Никки.
Дурнушка, но как сложена! и так не похожа на
книги.
Поэтому Эрлих морщится, когда Карташев зовет
сразиться в картишки с ним, доктором и Пригожиным.
Легче прихлопнуть муху, чем отмахнуться от
мыслей о голой племяннице, спасающейся на кожаном
диване от комаров и от жары вообще.
Пригожин сдает, как ест, всем животом на столике.
Спросить, что ли, доктора о небольшом прыще?
Но стоит ли?
Душные летние сумерки, близорукое время дня,
пора, когда всякое целое теряет одну десятую.
"Вас в коломянковой паре можно принять за статую
в дальнем конце аллеи, Петр Ильич". "Меня?" -
смущается деланно Эрлих, протирая платком пенсне.
Но правда: близкое в сумерках сходится в чем-то с далью,
и Эрлих пытается вспомнить, сколько раз он имел Наталью
Федоровну во сне.
Но любит ли Вяльцева доктора? Деревья со всех сторон
липнут к распахнутым окнам усадьбы, как девки к парню.
У них и следует спрашивать, у ихних ворон и крон,
у вяза, проникшего в частности к Варваре Андреевне в спальню;
он единственный видит хозяйку в одних чулках.
Снаружи Дуня зовет купаться в вечернем озере.
Вскочить, опрокинув столик! Но трудно, когда в руках
все козыри.
И хор цикад нарастает по мере того, как число
звезд в саду увеличивается, и кажется ихним голосом.
Что - если в самом деле? "Куда меня занесло?" -
думает Эрлих, возясь в дощатом сортире с поясом.
До станции - тридцать верст; где-то петух поет.
Студент, расстегнув тужурку, упрекает министров в косности.
В провинции тоже никто никому не дает.
Как в космосе.
1993
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
