Литературный редактор «Башинформа» Алик Шакиров стал лауреатом премии имени Гаяна Лукманова
В Башкирии существует два десятка литературных премий имени национальных региональных писателей. Заметка об, которая публикуется ниже, произвела на меня сильное впечатление. Много лет тому назад мы с педагогом Татьяной Баевой организовали для одаренных детей Братска литературную премию имени Геннадия Михасенко. К сожалению, только один раз смогли вручить её талантливой девочке Елене Олиной. Деньги для этого городские власти выделили только в один год, когда отмечали юбилей знаменитого детского писателя.
В Братске жили и работали интересные прозаики и поэты, которые заслуживают того, чтобы под их именами были учреждены литературные премии: Геннадий Михасенко, Юрий Черных, Иннокентий Черемных, Виктор Сербский. Был у меня несколько лет тому назад порыв: учредить премию имени поэта и создателя поэтической библиотеки В.С. Сербского, но, к сожалению, поддержки этому начинанию ни у властей, ни у коллег не нашел...Поэтому, премиальная активность в Башкирии вызвала у меня лёгкую зависть...
Алик Шакиров
А знаете ли вы, друзья, что в Башкортостане учреждено очень много литературных премий не только республиканского, но и районного масштаба? Их насчитывается около двух десятков, ни в одном регионе России, пожалуй, нет такого количества творческих, пишущих людей, претендующих стать лауреатами этих премий. Вот лишь некоторые из них: премия имени Кима Ахметьянова, имени Рамзили Хисаметдиновой, имени Диниса Булякова, имени Мифтахетдина Акмуллы, имени Мухаметсалима Уметбаева, имени Галимджана Ибрагимова, имени Гилемдара Рамазанова, имени Сергея Чекмарева, имени Вазиха Исхзакова, имени Рашита Ахтари, имени Яныбая Хамматова, имени Зайнаб Биишевой, имени Хадии Давлетшиной и так далее. Но есть среди этих премий несколько самых почетных, поскольку они связаны с именами литераторов-фронтовиков — погибшего при взятии Кенигсберга в самом конце Великой Отечественной войны поэта Фатиха Карима, учрежденная в Бижбулякском районе, имени поэта фронтовика Назара Наджми в Дюртюлинском районе и Гаяна Лукманова, которую учредила администрация Караидельского района. И я очень горжусь тем, что был удостоен литературной премии имени фронтовика прозаика Гаяна Лукманова. Ее мне вручили накануне в Караидели на торжествах по случаю 100-летия со дня рождения Гаяна Лукманова. Сказали, за заслуги в популяризации творчества их знаменитого земляка, за то, что перевел с башкирского на русский язык все его произведения — большой 300-страничный роман, две повести и 30 рассказов. О том, как проходили эти торжества, и кто еще стал лауреатом этой премии можно прочитать на ленте «Башинформа» по ссылке:
https://www.bashinform.ru/news/culture/2023-09-21/lit..
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.