Самое приятное в мореплавании — близость берега, а в сухопутном хождении — близость моря
(Плутарх)
Сеть
02.09.2020
Кто сеет ветер... События последней декады августа
Все-таки Шушкевич — засланный...
«Наряд милиции задержал пьяную учительницу русского языка, пытавшуюся исправить вывеску магазина “Обои” на “Оба”...
Анекдотец, конечно, бородатый, но как оптимистический эпиграф для очередного обзора событий книжно-культурной сферы нашего бытия, по-моему, прекрасен. Ибо есть — есть еще среди нас истинные подвижники, пламенные одиночки, которые не щадя живота и репутации бьются с превосходящими силами дикости и бескультурья!
Ярким подтверждением тому служит заметка «Урганта уличили в неграмотности», которую 25 августа публикует новостная лента «Рамблера» (не особо, кстати, следящего за собственной грамотностью).
«Учительница русского языка разобрала выпуски “Вечернего Урганта” и уличила ведущего в неграмотности, — сообщают авторы заметки со ссылкой на YouTube-канал “Училка vs ТВ”, который ведет учительница Татьяна Гартман. — Она рассказала, что раньше уже разбирала речь ведущего, но он не исправился и продолжает делать ошибки в речи. Гартман пояснила, что Ургант регулярно неправильно ставит ударение. Так, он несколько раз неправильно сказал слово “баловался”. Здесь ударение должно падать на третий слог. Также ведущий делал ошибки в ударении в словах “излечит”, “новорожденный” и “мусоропровод”.
Учительница объяснила, что ведущий неправильно употребляет некоторые слова. “Когда речь идет об образовании, следует употреблять глагол окончить. Окончил, а не закончил”, — отметила Гартман».
Уж не знаю, право, какие варианты могут быть с ударением в «излечит», но в целом я с госпожой Гартман совершенно согласен: распоясались совершенно, краев не видят в принципе, критики не слышат в упор и являются эталоном не грамотности, но невежества. Тем, кто помнит золотые доперестроечные времена, вдвойне обидно и за телевидение, и за оцифровавшуюся прессу, в плане владения родным языком опустившиеся до уровня пресс-службы какого-нибудь Орехово-Зуевского УВД. Чего, спрашивается, граждане, нам требовать от простых пиарщиков, когда дикторы Первого федерального Виталий Елисеев и Андрей Ухарев запросто транслируют с экрана придуманное троечниками слово «волнительный» (и им уже подражает сам Собянин, после которого, понятно, иные варианты автоматически становятся неправильными!), их коллега Екатерина Березовская — анонсирует репортаж об «одной из самых ближайших» к телецентру школ, а впечатлительная Ольга Турчанинова в «Вестях» от 27-го числа рассказывает об «одном из самых крупнейших тепличных комплексов».
В предыдущем обзоре мы упоминали о создании правительственной комиссии по русскому языку для формирования единой языковой политики и прочих подозрительных дел. И ежу понятно, что начать следовало не с комиссии, а сразу с инквизиции. С кострами, пытками и показательным сажанием на кол — в том числе, для копирайтеров некоторых интернет-ресурсов о культуре речи, употребляющих классические «чеховские» конструкции вроде «вооружившись этими знаниями, становится логичным».
А дабы не обвинили нас в занудстве, закруглим эпизод не менее оптимистическим анекдотцем: «Ложь во спасение» — это неправильно. Правильно — “клади”»!
«Станислав Шушкевич предложил лишить русский статуса второго государственного языка в стране... “Государственным языком должен быть один язык — белорусский, потому что у него нет больше родины”, — пояснил бывший глава Верховного Совета Белоруссии (1991–1994). Он отметил, что межнациональной розни между Россией и Белоруссией никогда не было, однако жители республики “всегда хотели быть белорусами”. По его словам, из народа Белоруссии “выдавили” его язык и выдавливают его культуру. Шушкевич также указал, что сам президент Белоруссии Александр Лукашенко малограмотен и плохо владеет как русским, так и белорусским языками. Политик предположил, что переходный период в случае признания белорусского единственным государственным языком республики будет “достаточно сложным” и длительным.
Русский получил особый статус в республике в результате национального референдума 1995 года. Тогда “за” проголосовали более 90 процентов населения.
Ранее Лукашенко обвинил оппозицию в стремлении разорвать связи Белоруссии с Россией. “В открытую не говорят, но ползучий запрет русского языка. Вводится понятие уголовной ответственности за оскорбление белорусского языка”, — заявил президент. По его мнению, оппозиция также хочет перевести на белорусский язык армию и в срок до 2030 года ввести образование на белорусском языке от детских садов до университетов».
Все-таки Шушкевич — засланный. Ну ладно, к развалу СССР руку приложил. И пусть его — оказался никакущим управленцем. Так еще и как теоретик хромает на все ноги, норовя сотворить проблему там, где ее нет и не было. Между прочим, весьма серьезную и чрезвычайно болезненную, о чем свидетельствует практика соседей-украинцев. А виноват в итоге будет кто?.. Вот именно...
* * *
Возьмем, к примеру, маленькую цивилизованную Латвию, где языковая проблема протекает не в форме гангрены, как на Украине, а всего лишь воспалительного процесса. Но даже там, кажется, начинают понимать, что язык не идейная роскошь, а прежде всего инструмент коммуникации. Особенно если он великий и могучий.
«Политик обратил внимание на снижение объемов перевалки грузов. Так, в Рижском порту этот показатель составляет 26,7 процента. По его словам, грузы и рабочие места в портах могут появиться благодаря прагматичным отношениям с восточными соседями.
“[Правящая коалиция] должна обеспечить, чтобы грузы шли к нам, а не к конкурентам в Клайпеду, Таллин, Санкт-Петербург. Чтобы это происходило, необходимы наработанные контакты, переговоры (да, в том числе, на ненавистном русском языке!) и много работать”, — заявил Урбанович.
Ранее ЕС отказался финансировать модернизацию латвийских портов. Министр транспорта Латвии Талис Линкайтис заявил, что прежнего “расцвета гаваней” не будет.
Русский язык является родным почти для 40 процентов жителей Латвии. В январе республика отказалась проводить референдум об образовании на русском языке. Подписи хотела собрать партия “Новое согласие”. По новому закону страны, в школах, где учатся национальные меньшинства, большинство предметов должно преподаваться на латышском — русский остается только на уроках русского языка и литературы, а также “предметов, связанных с культурой и историей”. Окончательно реформа вступит в действие с 1 сентября 2021 года».
В общем, жё-нё-манж-па-сис-жур: сколько «зиг-хайль» ни тверди, во рту слаще не станет.
Пандемия коронавируса продолжает с аппетитом доедать календарь самых важных событий европейского книжного рынка. Об отмене Мадридской книжной ярмарки сообщила 27 августа французская новостная лента «Actualitte.com». Организаторы 79-го книжного салона, который доложен был проходить в столице Испании с 2 по 18 октября, заявили, что приняли это решение из чувства ответственности за здоровье участников и гостей.
Мадридский книжный салон — одно из крупнейших весенних мероприятий культурной жизни страны. В самый разгар эпидемии Гильдия книготорговцев и Гильдия издателей Мадрида уже переносили время его проведения с мая–июня на октябрь.
Нет нужды говорить о том, что для испанского книжного рынка это стало крахом еще одной надежды хоть как-то смягчить урон, нанесенный пандемией. Напомним, что мероприятия прошлогоднего салона собрали 2,3 миллиона человек, которые посетили 361 стенд и приняли участие в трехстах мероприятиях, в Мадрид съехались 1800 литераторов, было продано 550 тысяч книг, а общая прибыль составила 10 млн евро.
Организаторы фестиваля «Livre sur la place» («Книга на площади»), который ежегодно проходит в Нанси и открывает осенний книжный сезон во Франции, избрали более щадящий вариант. Согласно информации телеканала «TV5MONDE» от 27 августа, первый из праздников сезона Больших Литературных Гран-при франкофонного мира пройдет с 11 по 20 сентября в необычном формате. В Нанси съедутся около 180-ти писателей, в том числе Амели Нотомб, Сильвен Тесон, Эмманюэль Каррер, Жан-Кристоф Рюфэн. Как сообщает оргкомитет 42-го сезона, возглавляемый гонкуровским лауреатом 2016 года Лейлой Слимани, праздник будет совершенно бесплатным, а его программа и ассортимент охватит все литературные жанры включая комикс. На сей раз организаторы откажутся от традиционного большого шатра, собиравшего до 180 тысяч посетителей и до 600 писателей. В этом году программа «80 встреч, чтений и круглых столов» будет доступна лишь по предварительной записи и распределится по дополнительным новым площадкам вроде литературных кафе.
В рамках открытия фестиваля 11 сентября будет вручена Премия книготорговцев Нанси. Кроме того, усилиями оргкомитета и лотарингского медицинского центра Луи Пастера в этом году запущена новая литературная премия — «Prix Ginkgo», присуждаемая за аудиовизуальную версию современного французского романа. Первого лауреата «Prix Ginkgo» жюри выбрало 1 сентября.
На сенсации толерантно-политкорректного сектора всеядная публика давно уже не реагирует с должным восхищением и подобающим энтузиазмом. Это ведь лишь у Толкина движущие силы прогресса представлены как Добро и Зло — на самом деле форм психоза гораздо больше (включая те, которые некогда показывали в бродячих кунсткамерах) и каждая из них уникальна и удивительна. Стремительно расползаясь во времени и пространстве, они захватывают все новые участки ноосферы, и сегодня только ленивый или мертвый не понимает: переписывание историй о Гекльберри Финне было лишь первым сполохом глобальной очистительной грозы. Это вам, граждане, не пролеткульт критиковать.
Как сообщил 26 августа со ссылкой на AFP французский телеканал «TV5MONDE», радужное знамя политкорректности взвилось над руинами Агаты Кристи. Правнук королевы детектива Джеймс Причард, объявил о решении в принципе переименовать бабушкин детективный роман «Десять негритят», английский оригинал которого, давно издается под названием «И никого не стало» («And Then There Were None»). Теперь и франкофонная версия, с 1940 года выходившая как «Dix petits nègres», сменит название на «Ils étaient dix» («Их было десять») и в таком перекрашенном виде уже в октябре появится на полках французских книжных магазинов. В новейшем политкорректном переводе, выполненном Жераром де Шерже, все 74 слова «негр» старательно удалены. «Когда создавалась эта книга, — обстоятельно разъяснил прабабушкин правнук, — язык был другим, и мы использовали слова, которые сегодня забыты». По мнению мистера Причарда, прабабушке Агате вряд ли понравилось, если бы используемые ею слова и выражения причиняли кому-то страдания.
Сколько еще осталось страдать русскоязычным, можно только гадать: в очередном эксмовском издании, выход которого запланирован на сентябрь, роман сохранит оригинальное название — «Десять негритят». Так что пострадаем еще, и слава богу.
Нездоровым прогрессивным душком наносит и от известия о состоявшемся 26 августа в формате онлайн подведении итогов очередного сезона Международной Букеровской премии. Обладательницей награды 2020 года и самым молодым лауреатом за всю 15-летнюю историю проекта стало 29-летнее существо из Нидерландов по имени Марика Лукас Рейневелд, отмеченное за роман «Неловкий вечер» («The Discomfort of Evening»). Франкофонное издание книги, информирует еженедельник «Livres Hebdo», вышло 20-го числа под названием «Кто сеет ветер» (Marieke Lucas Rijneveld. Qui sème le vent).
Весьма говорящее название, учитывая некоторые особенности психики автора и, главное, болезненную популярность этих особенностей в сегодняшней Европе.
Марика по сей день трудится на ферме. В детстве ощущала и позиционировала себя мальчиком, годы отрочества провела девочкой, после чего вернулась в мальчиковый мир. В результате этих поисков себя взрослый человек самым подходящим применительно к себе местоимением считает «они».
По правилам, денежный приз в размере 50 тысяч фунтов (55 800 евро) «они» разделили с переводчицей Мишель Хатчинсон.
Главная героиня произведения — девочка Яс из набожной семьи нидерландских фермеров. Однажды Яс пожелала, вместо кролика чтобы умер ее брат...
В списке финалистов значились также представители Аргентины, Германии, Ирана, Мексики и Японии.
Зато в путинской России ветер никто не сеет — всё скучно и традиционно. Портал «ГодЛитературы.РФ» публикует 21 августа анонс Первого Всероссийского конкурса молодых литературных критиков, который проводится в рамках проекта #ГОВОРИМОЛИТЕРАТУРЕ, посвященного критику и литературоведу Льву Аннинскому. Организаторами выступили АНО «Информационно-просветительский центр БИБЛИО ТВ» при поддержке ГБУК г. Москвы «Библиотека искусств им. А. П. Боголюбова», РОО Союз писателей Москвы, РОО «Союз писателей Чеченской Республики» и Фонда президентских грантов. Информационную поддержку осуществляют «Литературная газета» и Русский ПЕН-Центр.
К рассмотрению принимаются критика (статьи, рецензии, обзоры о книгах и т. д.), эссе (самостоятельные работы литературно-критического направления), а также работы, посвященные жизни и творчеству Льва Александровича. Попытать счастья могут молодые люди в возрасте от 16 до 35 лет, проживающие в Российской Федерации и создающие свои произведения на русском языке. Принимаются как уже опубликованные работы, так и написанные специально для конкурса. Заявки принимаются до 1 ноября, затем жюри под председательством первого секретаря Союза писателей Москвы профессора Евгения Сидорова объявит победителей в каждой из номинаций, а 30 лучших работ войдут в итоговый сборник. Подробности — на сайте «ГодЛитературы.РФ».
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
1975 - 1976
* * *
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать "впусти".
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
И в гортани моей, где положен смех
или речь, или горячий чай,
все отчетливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, "прощай".
1975 - 1976
* * *
Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
1975
* * *
Это - ряд наблюдений. В углу - тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.
Человек страшней, чем его скелет.
Зимний вечер с вином в нигде.
Веранда под натиском ивняка.
Тело покоится на локте,
как морена вне ледника.
Через тыщу лет из-за штор моллюск
извлекут с проступившем сквозь бахрому
оттиском "доброй ночи" уст,
не имевших сказать кому.
1975 - 1976
* * *
Потому что каблук оставляет следы - зима.
В деревянных вещах замерзая в поле,
по прохожим себя узнают дома.
Что сказать ввечеру о грядущем, коли
воспоминанья в ночной тиши
о тепле твоих - пропуск - когда уснула,
тело отбрасывает от души
на стену, точно тень от стула
на стену ввечеру свеча,
и под скатертью стянутым к лесу небом
над силосной башней, натертый крылом грача
не отбелишь воздух колючим снегом.
1975 - 1976
* * *
Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с
плеч, подставляет их под огромную тучу. С мыса
налетают порывы резкого ветра. Голос
старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла.
Низвергается дождь: перекрученные канаты
хлещут спины холмов, точно лопатки в бане.
Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады,
как соленый язык за выбитыми зубами.
Одичавшее сердце все еще бьется за два.
Каждый охотник знает, где сидят фазаны, - в лужице под лежачим.
За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,
как сказуемое за подлежащим.
1975 - 1976
* * *
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
вьющийся между ними, как мокрый волос,
если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
раковина ушная в них различит не рокот,
но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
кипящий на керосинке, максимум - крики чаек.
В этих плоских краях то и хранит от фальши
сердце, что скрыться негде и видно дальше.
Это только для звука пространство всегда помеха:
глаз не посетует на недостаток эха.
1975
* * *
Что касается звезд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда:
вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них. Хотя
освоение космоса лучше, если
с ними. Но именно не сходя
с места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
пряча, пилот одного снаряда,
жизни, видимо, нету нигде, и ни
на одной из них не задержишь взгляда.
1975
* * *
В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте,
мостовая блестит, как чешуя на карпе,
на столетнем каштане оплывают тугие свечи,
и чугунный лес скучает по пылкой речи.
Сквозь оконную марлю, выцветшую от стирки,
проступают ранки гвоздики и стрелки кирхи;
вдалеке дребезжит трамвай, как во время оно,
но никто не сходит больше у стадиона.
Настоящий конец войны - это на тонкой спинке
венского стула платье одной блондинки,
да крылатый полет серебристой жужжащей пули,
уносящей жизни на Юг в июле.
1975, Мюнхен
* * *
Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.
1975
* * *
Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат - не те там злаки,
и доро'гой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
1975
* * *
Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое - на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
Как поздно заполночь ища глазунию
луны за шторою зажженной спичкою,
вручную стряхиваешь пыль безумия
с осколков желтого оскала в писчую.
Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
1975 - 1976
* * *
Темно-синее утро в заиндевевшей раме
напоминает улицу с горящими фонарями,
ледяную дорожку, перекрестки, сугробы,
толчею в раздевалке в восточном конце Европы.
Там звучит "ганнибал" из худого мешка на стуле,
сильно пахнут подмышками брусья на физкультуре;
что до черной доски, от которой мороз по коже,
так и осталась черной. И сзади тоже.
Дребезжащий звонок серебристый иней
преобразил в кристалл. Насчет параллельных линий
все оказалось правдой и в кость оделось;
неохота вставать. Никогда не хотелось.
1975 - 1976
* * *
С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает - чем бы не замели
следы - с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнет, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.
1975 - 1976
* * *
Заморозки на почве и облысенье леса,
небо серого цвета кровельного железа.
Выходя во двор нечетного октября,
ежась, число округляешь до "ох ты бля".
Ты не птица, чтоб улететь отсюда,
потому что как в поисках милой всю-то
ты проехал вселенную, дальше вроде
нет страницы податься в живой природе.
Зазимуем же тут, с черной обложкой рядом,
проницаемой стужей снаружи, отсюда - взглядом,
за бугром в чистом поле на штабель слов
пером кириллицы наколов.
1975 - 1976
* * *
Всегда остается возможность выйти из дому на
улицу, чья коричневая длина
успокоит твой взгляд подъездами, худобою
голых деревьев, бликами луж, ходьбою.
На пустой голове бриз шевелит ботву,
и улица вдалеке сужается в букву "У",
как лицо к подбородку, и лающая собака
вылетает из подоворотни, как скомканная бумага.
Улица. Некоторые дома
лучше других: больше вещей в витринах;
и хотя бы уж тем, что если сойдешь с ума,
то, во всяком случае, не внутри них.
1975 - 1976
* * *
Итак, пригревает. В памяти, как на меже,
прежде доброго злака маячит плевел.
Можно сказать, что на Юге в полях уже
высевают сорго - если бы знать, где Север.
Земля под лапкой грача действительно горяча;
пахнет тесом, свежей смолой. И крепко
зажмурившись от слепящего солнечного луча,
видишь внезапно мучнистую щеку клерка,
беготню в коридоре, эмалированный таз,
человека в жеваной шляпе, сводящего хмуро брови,
и другого, со вспышкой, чтоб озарить не нас,
но обмякшее тело и лужу крови.
1975 - 1976
* * *
Если что-нибудь петь, то перемену ветра,
западного на восточный, когда замерзшая ветка
перемещается влево, поскрипывая от неохоты,
и твой кашель летит над равниной к лесам Дакоты.
В полдень можно вскинуть ружьё и выстрелить в то, что в поле
кажется зайцем, предоставляя пуле
увеличить разрыв между сбившемся напрочь с темпа
пишущим эти строки пером и тем, что
оставляет следы. Иногда голова с рукою
сливаются, не становясь строкою,
но под собственный голос, перекатывающийся картаво,
подставляя ухо, как часть кентавра.
1975 - 1976
* * *
...и при слове "грядущее" из русского языка
выбегают черные мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.
После стольких лет уже безразлично, что
или кто стоит у окна за шторой,
и в мозгу раздается не неземное "до",
но ее шуршание. Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
1975
* * *
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
1975-1976
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.