…если руки твои – безопаснее аскорбина,
если ласка их – сезонна, как партенит,
я могла бы думать, что тело твоё – льдина,
а оно – горит!
вот притронешься – а там каждая молекулка вздрагивает,
словно карман от руки неумелой вора.
и вчитываешься в пальцы, у которых крепость – как минимум, ракии,
в волосы, клюющие, будто ворон,
в персидский залив кожи – спокойный, как суп на первое,
в твои родинки непроштампованные – как даты…
твоё тело – исчадие жизни, вечное дерево,
на котором сидят дятлы.
и самое главное – слушать их, не спугнуть касанием,
не раздавить упавшей сверху бетонной глыбой:
у них ведь и так – на клювах – кровавые ссадины
и крылья их опадают липой,
у них ведь и так перья седеют – ватные!
им воздух – серо-горючий и белладонный…
и почему-то так страшно собрать их где-то там под лопаткой и
греть до утра ладонью.
2
Украинская ночь тиха, и дворы невзрачны.
Тихо-тихо нарциссы режут ножом друг с друга
лепестки. Окна света щекочет железный зайчик
фонарей. Сустав пробит надувного круга
темноты. Она бледнеет. Спасать не будем.
Поболтай со мной чуть-чуть под брезентом света!
Простыня свернулась клубочком, как томный пудинг,
на котором две царапинки – два соседа.
И не больше. И яблок нет. Тишина штилее
тишины последней. И, ближе, чем части «Твикса»,
мы с тобой совпадаем – лапками мух, что в клее
породнились. Осколками лун. Берегами Стикса.
…украинская ночь тиха. Горизонт-глушитель.
Ни стекла не слышно, что выпадает решкой
от того, как мы, не двигаясь, учимся жить и
на моём животе чуть слышно вздыхает нежность.
Рабочий, медик ли, прораб ли -
Одним недугом сражены -
Идут простые, словно грабли,
России хмурые сыны.
В ларьке чудовищная баба
Дает "Молдавского" прорабу.
Смиряя свистопляску рук,
Он выпил, скорчился - и вдруг
Над табором советской власти
Легко взмывает и летит,
Печальным демоном глядит
И алчет африканской страсти.
Есть, правда, трезвенники, но
Они, как правило, говно.
Алкоголизм, хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно.
Мы все от мала до велика
Лакали разное вино.
Оно прелестную свободу
Сулит великому народу.
И я, задумчивый поэт,
Прилежно целых девять лет
От одиночества и злости
Искал спасения в вине,
До той поры, когда ко мне
Наведываться стали в гости
Вампиры в рыбьей чешуе
И чертенята на свинье.
Прощай, хранительница дружбы
И саботажница любви!
Благодарю тебя за службу
Да и за пакости твои.
Я ль за тобой не волочился,
Сходился, ссорился, лечился
И вылечился наконец.
Веди другого под венец
(Молодоженам честь и место),
Форси в стеклянном пиджаке.
Последний раз к твоей руке
Прильну, стыдливая невеста,
Всплакну и брошу на шарап.
Будь с ней поласковей, прораб.
1979
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.