Не разглядывай ночью мужчину. Ночью он смертен особенно -
словно нож, что в кармане наткнулся на острое собственным горлом.
Ночью белые демоны моргов, как дети, разобраны
по чуланам детдомов и строят там синие горы
из пыли, тараканов и содранной буренькой кожицы,
из слезы, что забрали любимого мишку хирурги...
Ночью страшно смотреть.
Ночью вещи на рожицы близких пугающе ёжатся
и драконятся.
Ночью кусают доившую руку
выключатели, свечи и краны...
Обнять приручабельно
безмятежное. Спрятаться "в домик" от квачика-Мойры.
Карамельные бёдра и душу с кислинкою тщательно
уложить в тёплый штиль марсианско-щавельного моря.
И, пока из земли вылетает чахоточный кашель,
и, пока на цепях колыбельных качаются земли,
спать на белом горбу одувана наивной букашкой,
и дыханием гладить его позвоночную зебру.
Не разглядывать ночью.
Не вешаться в чайнике утром.
Отпускать, как в последний, - в поход по воде и под воду.
Днём зелёные демоны смерти под розовой пудрой
камуфляжат природы обратные скорые роды.
Но до этого - ночь.
И земля - это то, что чуть дышит,
не дыша, чтоб щекотно не сделать.
И фары-кобылки
за окном.
И копилка для лун на растопленной крыше.
И почти-слепота в запотевшей кроватной бутылке...
Не разглядывай ночью мужчину, как эмо. Как эму,
замотайся башкою в подмышку - как смертный - в конверты
безнадёжных молитв и убежищ.
И верь вместе с теми,
кто ещё не терял, что когда всё темно, поправляет в груди диадему
из недышащих тел сонный демон с лицом из гранита и меди,
и пока мы все спим, мы все счастливы
и бессмертны...
Когда волнуется желтеющее пиво,
Волнение его передается мне.
Но шумом лебеды, полыни и крапивы
Слух полон изнутри, и мысли в западне.
Вот белое окно, кровать и стул Ван Гога.
Открытая тетрадь: слова, слова, слова.
Причин для торжества сравнительно немного.
Категоричен быт и прост, как дважды два.
О, искуситель-змей, аптечная гадюка,
Ответь, пожалуйста, задачу разреши:
Зачем доверил я обманчивому звуку
Силлабику ума и тонику души?
Мне б летчиком летать и китобоем плавать,
А я по грудь в беде, обиде, лебеде,
Знай, камешки мечу в загадочную заводь,
Веду подсчет кругам на глянцевой воде.
Того гляди сгребут, оденут в мешковину,
Обреют наголо, палач расправит плеть.
Уже не я – другой – взойдет на седловину
Айлара, чтобы вниз до одури смотреть.
Храни меня, Господь, в родительской квартире,
Пока не пробил час примерно наказать.
Наперсница душа, мы лишнего хватили.
Я снова позабыл, что я хотел сказать.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
