я лелею в себе
белый-беленький,
самый прозрачный подснежник.
колыбелю в зрачках
междурёберно-
пьяного неба.
спи тихонько
моя
слишком странная
хрупкая
нежность.
спи тихонько...
и слушай
во мне голосящую
небыль.
что не спета
молочно-кисельными,
детскими ртами.
что завязана в узел,
и трётся
на острых лопатках...
для кого-то храню
эту нежность
и небыль
годами.
или прячу
(в проточных ручьях заресничных)
украдкой....
***
спи подснежник
в малюсеньких
ямочках щёк,
в тонких линиях
розовой,
влажной ладони.
я лелею в себе
белоглазый цветок...
я лелею...
а небо
межрёберно стонет...
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.
Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат, и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" –
И я старался на ура.
Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.