Нет такой глупости, которой бы не рукоплескали, и такого глупца, что не прослыл бы великим человеком, или великого человека, которого не обзывали бы кретином
Давай уже, родная, - отрекись!
Мы все сдаём - родителей, кровь в венах,
того, кто кистью раз-дахау-ил кисть
на чёрточки стояний на коленях,
по сантиметру - за год -ниже.
Мы -
такие дети, сонные от шкварок
на ягодицах нервов, шаурмы
вторичнее.
Мы - тоненький огарок
травинки, на которой - завязь ос
и ни змеи. И ни таблички с видом
на зону, где сопливый дед мороз
на шару дарит свечи белой свите
снежинок на июльский ведьмин день
на бежиных шелках, где вместо броши -
цветок над кладом, в сизой бороде
какого-то козла, который брошен
перчаткой - в морду, с видом на уют.
Какие виды, господи, родная?
Вот градусник.
Вот тысячи иуд-
холодных колобочков, что катают
во ртути медяки.
Вот жаба, в грудь
зашитая.
Вот липовая ветка
метро "В Нигде".
Вот пальчики орут
в 3-D-зубах чужой марионетки.
Вот Барабас, на барабан судьбы
напяленный - и страшно: как он - сдался?
Вот скорпион в оладушке стопы,
которая любила дыки танци.
А вот и ты - идущая в депо
к максфраям мифов про миры иные,
где бьют трамваи с криками "Да по...!"
на счастье, где, как зубы коренные,
на пробу рвут из нас вот то дитё,
что нас послало... Мы - сданы, как тара,
оно же с липкой трёшечкой идёт
гонять на Лысой кровь из самовара
с вечерним солнцем, в чистеньких носках
и майках спать в обнимочку с барвинком,
и нам писать раз в год, что - вооот, близка
пушная тварь для шуб, хоть невидимка,
но - осторожно...
Да, родная, да.
Ты (я -в три года) - отреклась.
Какого
ещё писать и тыкать в провода
ручонку, меньше всплеска водяного
бурана в детской ванне?
Я - сдана.
В плен чёрточкам в ладонях -
на коленях
стоять перед тобой.
Как та спина
убийцы - перед жертвой.
Словно пленник -
перед свободой.
Словно талый воск -
перед свечой.
Как бездна - перед взлётом...
Давай же, смойся!..
... детство с гулькин нос
в пустынной морозилке кожи водит
на ниточке бумажный самолётик,
сложивший крылья, сдавший стюардесс,
пилота, всех-всех-всех моих запштучек...
Давай уже...
Иди в свой светлый рейс.
Так будет безнадёжней.
То есть - лучше.
За примерное поведение
(взвейся жаворонком, сова!)
мне под утро придёт видение,
приведёт за собой слова.
Я в глаза своего безумия,
обернувшись совой, глядел.
Поединок — сова и мумия.
Полнолуния передел.
Прыг из трюма петрова ботика,
по великой равнине прыг,
европейская эта готика,
содрогающий своды крик.
Спеси сбили и дурь повыбили —
начала шелестеть, как рожь.
В нашем погребе в три погибели
не особенно поорёшь.
Содрогает мне душу шелестом
в чёрном бархате баронет,
бродит замком совиным щелистым
полукровкою, полунет.
С Люцифером ценой известною
рассчитался за мадригал,
непорочною звал Инцестою
и к сравнению прибегал
с белладонною, с мандрагорою...
Для затравки у Сатаны
заодно с табуном и сворою
и сравненья припасены...
Баронет и сестрица-мумия
мне с прононсом проговорят:
— Мы пришли на сеанс безумия
содрогаться на задний ряд.
— Вы пришли на сеанс терпения,
чёрный бархат и белена.
Здесь орфической силой пения
немощь ада одолена.
Люциферова периодика,
Там-где-нас-заждались-издат,
типографий подпольных готика.
Но Орфею до фени ад.
Удручённый унылым зрелищем,
как глубинкою гастролёр,
он по аду прошёл на бреющем,
Босха копию приобрёл.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
