… и – словно шар – с оборванной тесьмой,
и – как циклон и штиль манерных самок,
танцует Мать миров (как я – со мной)
с часами, у которых стрелка – замок
и стрелка – грот.
Кроты внутри часов.
И жаворонки.
И воронки света.
Танцует Мать Миров, как дым – с грозой,
как скальпельный туман – с ночным фальцетом
продрогших крыш.
Как женщина – в корнях
домов и тьмы – с квадратным корнем солнца,
когда луна – лысеющий монах –
с носка за Марс алеющий крадётся,
и глохнет ветер – пульс всеяда душ,
чей сон не слышен в камне или в коме,
чей танец – невесомо-неуклюж,
чьи жесты – на предплечьях катакомб и
заброшенных и выжженных церквей
(их видеть – только женщинам и бесам…)
… мешаются в похлёбке из кровей,
морей и гор подземные болезни
с земными.
Пахнет скошенным дождём.
Черёмуховым бри.
Секундной кромкой
(часы ещё идут, но слышно, что
могильщики ругаются негромко
у ямы).
Мир прозрачен, словно плод
на ветке, зеленушно-переспелый…
И, словно шар с оборванной идёт
тесёмкой, словно чертят классик мелом
шесть пальцев, словно штиль колдует штиль
для медленного поцелуя в тень, – так
Мать миров танцует…
Нашатырь
луны разлитой.
Ветерок на деньги
(на три монетки) сны меняет.
Шар –
со свистом – выше! – выдышаться в перстни
орбит далёких!..
По земле шуршат
Цветные юбки.
Уронила шарф
Мать всех миров на дом слащаво-пресный…
Она танцует.
Я – рисую шаг
под темноты иссушенным компрессом, –
сама с собой.
Почти-почти – как у
неё – и штили, и циклоны,
и вой часов,
и стрелка – из акул
молчания,
и стрелка – мамонт-слоник,
считающая вспять.
И страшно – но
по занавеске тени из пещерок
в огонь играют жестами, окно
смущая и смещая утро жертвы
в угрюмый понедельник из теней,
в котором волшебства – на чашку чая…
Танцует Мать миров.
И дети в ней
качаются,
кончаются,
кончаю…
Голова моя - темный фонарь с перебитыми стеклами,
С четырех сторон открытый враждебным ветрам.
По ночам я шатаюсь с распутными, пьяными Феклами,
По утрам я хожу к докторам.
Тарарам.
Я волдырь на сиденье прекрасной российской словесности,
Разрази меня гром на четыреста восемь частей!
Оголюсь и добьюсь скандалёзно-всемирной известности,
И усядусь, как нищий-слепец, на распутье путей.
Я люблю апельсины и все, что случайно рифмуется,
У меня темперамент макаки и нервы как сталь.
Пусть любой старомодник из зависти злится и дуется
И вопит: "Не поэзия - шваль!"
Врешь! Я прыщ на извечном сиденье поэзии,
Глянцевито-багровый, напевно-коралловый прыщ,
Прыщ с головкой белее несказанно-жженой магнезии,
И галантно-развязно-манерно-изломанный хлыщ.
Ах, словесные, тонкие-звонкие фокусы-покусы!
Заклюю, забрыкаю, за локоть себя укушу.
Кто не понял - невежда. К нечистому! Накося - выкуси.
Презираю толпу. Попишу? Попишу, попишу...
Попишу животом, и ноздрей, и ногами, и пятками,
Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах,
Зарифмую все это для стиля яичными смятками
И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках...
1909
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
