Сходить в зверюги.
Любить друг друга, -
как два рентгена друг друга жмутся
всем самым темным…
Драконовьюга
дождя - о стекла: гнездятся бусы
их крыльев? перьев? их глоток? - будто
вуайеристы, всеизвращенцы:
два тела-блюда готовят блюдо -
с бобовой лаской и сладким перцем,
с кедровой дрожью,
с мурашьей прытью,
с мурчащей мяссой,
с парящей массой…
Снимай нас, быстро, творец открыток!
Лови нас - вспышкой!
Пугай нас - тазом!
Чтоб было - словно парашютистам,
когда в них солнце - как парабеллум…
И проще- падать.
И поле - чисто.
И видно - место с каемкой белой,
с пружиной ржавой, что сердцем - бьется -
зверюги, загнанной стогиенно
к другой зверюге…
На ощупь - "хто цэ"?
Родство почуяв,
сплошным рентгеном
в друг друга жаться,
друг друга жмакать,
рентген - в рентген,
чернота - в чернинку…
…кровати накипь
на черных маках..
И ложь - украдкой.
И пот - тропинкой…
**
Любовь - дилинь-дилинь и титель-митель…
Метель подушек…. И - метелить явь!
А сквозь засосы слышится, как свитер
лепечет: " Одеялко хоть поправь".
Слетают с неба Воланд с Авадонной -
и бьются - мухи - в розовость очков...
Диоптрии по-черному бездонны.
Пародии романные печет -
краснеют.
Как и джинны в табакерке.
Как ненависть к телесному, когда
на ней еще - стесненья-маломерки,
потом - твоя рука и темнота
в закрытом взгляде.
Хрупкая соломка
теней. И сквозь соломинку, взахлеб -
морскую ламинарию - твой локон,
ее полынный лунный теплый лоб…
***
Пошло и приторно? - Нет, притирание…
Пьяно и ветрено? - Нет, это раненных
божьих игрушек чуть-чуть умирание..
Просто диктует гроза:
это - две крошки, что лепят печенины,
это - безумие поздневечернее,
артериальное любветечение…
Белая бирюза
с жемчугом лампочек.
Двери - мулаточки
прячут стыдливо в паркетинах пяточки
голые. В тускленькой вечности маточке
бабочкой подрожим…
Воздух - как будто пылинки - с акации, -
с крыльев-предплечий срывают, как панцири,
скованность, сломленность…
Вскрико-овации -
танго двоистой души…
Черный настройщик…
Прозрачные клавиши…
Родинки в пальцах - алмазные залежи -
мягко зализывать ( мы не устали же? -
двигатель вечен, как лю…)
Сны табунами - вокруг все да около.
Лже-фонари за версту оком сокола
пялятся…
Ангел на ушко чуть цокает,
грея свой девственный клюв...
Шиповник каждую весну
пытается припомнить точно
свой прежний вид:
свою окраску, кривизну
изогнутых ветвей - и то, что
их там кривит.
В ограде сада поутру
в чугунных обнаружив прутьях
источник зла,
он суетится на ветру,
он утверждает, что не будь их,
проник бы за.
Он корни запустил в свои
же листья, адово исчадье,
храм на крови.
Не воскрешение, но и
не непорочное зачатье,
не плод любви.
Стремясь предохранить мундир,
вернее - будущую зелень,
бутоны, тень,
он как бы проверяет мир;
но самый мир недостоверен
в столь хмурый день.
Безлиственный, сухой, нагой,
он мечется в ограде, тыча
иглой в металл
копья чугунного - другой
апрель не дал ему добычи
и март не дал.
И все ж умение куста
свой прах преобразить в горнило,
загнать в нутро,
способно разомкнуть уста
любые. Отыскать чернила.
И взять перо.
1970
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
