осень наступит
где-то в конце июня
дунет тихонько ночью
проснешься
поймешь
остыло
кто-то
гладит по голове
так больно уже не будет
порцию морфия
без рецепта отпустит
привокзальная касса
«здравствуй.
приеду утром.»
осень пахнет
перемоткой пейзажа
рыжим чаем
с лимоном
перезвоном
в стакане оставленной ложки
с несладким
с перестуком колес
сердце в такт
проползает
по ребрам
просоленным маленьким
крабом
в странном
городе Эн
который день
в землю врастает небо
гвоздями зонтов
к асфальту
прибивает
спешащие лица
проводница
объявляет прибытие
замираешь
вот он последний
из осени в твой июль
от вагона до вечности
выйти выбежать
вылететь
сделать шаг
захлебнуться
дождем и нежностью
Вот это понравилось :
"в землю врастает небо
гвоздями зонтов
к асфальту
прибивает "
Спасибо, Александр!
Та-ак, вагоны - не хочу! осень - ещё рано!))) ну впрочем, не об этом щас... Как всегда, понравилось. Понравилось, как льются строчки и капают слова и буквы...
Понравился маленький краб: пять строчек - и целая картина, со вкусом, запахами, в полных красках...
"вот он последний
из осени в твой июль
от вагона до вечности
выйти выбежать
вылететь
встретить взгляд
захлебнуться
дождем и нежностью" - читала и захлебнулась...
Ну в общем, ты это... Давай, пиши помаленьку...
Хорошо, что ваши вагоны уже позади, "дом, милый дом" :)
Аня, этот краб полтора месяца мне мозг ковырял. И.. спасибо, что ты именно так прочитала!
Ну, видишь, оно значит жИво, раз ковыряет)А для меня лично это очень важно, когда жИво!))) Поэтому и говорю: пиши! выпускай живое на прогулку! и нас радуй!
:) как получится, Ань.
вот, оказывается, где живёт рыжая старушенция.
что ж Вы её так долго прятали :)
шикарный стих, утонула
спасибо!
Она такая, подкрадется незаметно :)
Большое спасибо!
Хорошее-прехорошее!
Спасибище! :)
ЧАЯ! Вот.
вот и думай, что это было :)
Толи сквозь "вот" на солнце смотреть, толи в чай его добавлять, толи спрятать и не позориться :)
На солнце смотреть и в чай добавлять. Третье исключено.
вот так и проживешь всю жизнь без зимнего-зимнего стихотворения (укоризненно)
Настроение - одуванчик:
чуть подуешь - умчится в выси...
И стоишь потом, как болванчик,
вроде лыбишься, только... лысый -
парашютики улетели...
Но пока еще видно глазу -
будет лето! Ну в самом деле!
Осень вряд ли приходит сразу...
- Чем же все это окончится?
- Будет апрель...
(С)
Будет апрель, полагаете?...
Да, полагаю...
понравилось чисто как в раю
захлебнуться
дождем и нежностью...
наслаждаться
твоей бесконечностью
обнимать
тебя нашей вечностью....
с рук кормить пути
млечностью.
беспечно...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Альберт Фролов, любитель тишины.
Мать штемпелем стучала по конвертам
на почте. Что касается отца,
он пал за независимость чухны,
успев продлить фамилию Альбертом,
но не видав Альбертова лица.
Сын гений свой воспитывал в тиши.
Я помню эту шишку на макушке:
он сполз на зоологии под стол,
не выяснив отсутствия души
в совместно распатроненной лягушке.
Что позже обеспечило простор
полету его мыслей, каковым
он предавался вплоть до института,
где он вступил с архангелом в борьбу.
И вот, как согрешивший херувим,
он пал на землю с облака. И тут-то
он обнаружил под рукой трубу.
Звук – форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, – пока аплодисменты
их там не задували – светлячки.
Но то бывало вечером, а днем -
днем звезд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нем.
Он начал пить, впоследствии – колоться
черт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья – но дьявол разберет.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперед
на восемь тактов – ампулы ж, как светочь
шестнадцать озаряли... Зеркала
дворцов культуры, где его состав
играл, вбирали хмуро и учтиво
черты, экземой траченые. Но
потом, перевоспитывать устав
его за разложенье колектива,
уволили. И, выдавив: «говно!»
он, словно затухающее «ля»,
не сделав из дальнейшего маршрута
досужих достояния очес,
как строчка, что влезает на поля,
вернее – доводя до абсолюта
идею увольнения, исчез.
___
Второго января, в глухую ночь,
мой теплоход отшвартовался в Сочи.
Хотелось пить. Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь
от порта к центру, и в разгаре ночи
набрел на ресторацию «Каскад».
Шел Новый Год. Поддельная хвоя
свисала с пальм. Вдоль столиков кружился
грузинский сброд, поющий «Тбилисо».
Везде есть жизнь, и тут была своя.
Услышав соло, я насторожился
и поднял над бутылками лицо.
«Каскад» был полон. Чудом отыскав
проход к эстраде, в хаосе из лязга
и запахов я сгорбленной спине
сказал: «Альберт» и тронул за рукав;
и страшная, чудовищная маска
оборотилась медленно ко мне.
Сплошные струпья. Высохшие и
набрякшие. Лишь слипшиеся пряди,
нетронутые струпьями, и взгляд
принадлежали школьнику, в мои,
как я в его, косившему тетради
уже двенадцать лет тому назад.
«Как ты здесь оказался в несезон?»
Сухая кожа, сморщенная в виде
коры. Зрачки – как белки из дупла.
«А сам ты как?» "Я, видишь ли, Язон.
Язон, застярвший на зиму в Колхиде.
Моя экзема требует тепла..."
Потом мы вышли. Редкие огни,
небес предотвращавшие с бульваром
слияние. Квартальный – осетин.
И даже здесь держащийся в тени
мой провожатый, человек с футляром.
«Ты здесь один?» «Да, думаю, один».
Язон? Навряд ли. Иов, небеса
ни в чем не упрекающий, а просто
сливающийся с ночью на живот
и смерть... Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
«Высокую-высокую луну».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.