Забреди в мой квартал, где цветочницы красят цветы
золотыми сердцами и дырами трепетных будней,
и лохматые звёздные звери, пытаясь сойти
с дымарей крестовидных – в картофельный пар обоюдно-
крепко-намертво-сваренных рук одичавших домов,
застряют на крестах – и прозрачная кровь вытекает
на цветы цвета сердца.
И бродит, как раненый волхв,
пёс со взглядом хромым и плешивыми больно-боками,
на которых – дары иссибиренных дворничьих язв…
Заплетает язык змей-горыныч троллейбусных схваток…
А цветочницы красят цветы, словно сумерек бязь, –
заводными огнями продутых ветрами палаток.
… исцеление рук целлофановой дрожью…
Копьё –
проржавевший от крови букет…
Со щитом, на цикадах
(вместо цыпочек),
ты пробираешься в дом-где-нас-нет,
и прозрачная грусть правит бал-маскарад мискоряда.
Раздеваясь и падая в мускусно-крысный платок,
в перекрёсток постелей, где – сбитая тень продавщицы
гладиолусной плоти,
ты видишь, как волк-потолок
скалит зубы на заячий след на щеке-плащанице:
контур сдержанных слёз,
муть-и-мачешных снов на краю,
счетоводства овечек, жующих оливковый садик,
и друзей, прошуршавших в густом муравьином строю –
выходивших по праздникам, чтобы поцёмочкать сзади –
как….
Ты знаешь, как кто.
… на столе покосилось копьё.
Мошкара, задыхаясь в сердечной гуаши, на тени
распадается…
Страх темноты – невидимка-шпион –
прижимается носом к мужчине, одетому в темень…
Забреди в мой квартал! Приведи все сердца, весь цветник! –
мне так страшно терять в темноте одичавшее «рядом»
двух ссобаченных страхов – бояться, что кто-то без них
замерзает в долине цветов, зацелованных градом…
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня — опять, как вчера, —
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.
Из-за елей хлопочут двустволки —
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали — «Нельзя за флажки!»
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же — вожак, дай ответ —
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?
Волк не должен, не может иначе!
Вот кончается время мое.
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружье.
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Я из повиновения вышел
За флажки — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.
Рвусь из сил, из всех сухожилий,
Но сегодня — не так, как вчера!
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
