Что мы с тобой наделали, мой родной?
Что мы с тобой - как ноги - в дыре колготной?
Падают, словно вишенки - в перегной,
дву-монологи о свете и о работе.
Падает небо мячиком в реку рук,
в омут соплёвших водоросли и сети…
Вечер плюется сдавленным прелым "друг",
выпяченным с губы, как глоток кастета
или костяшки, глоданной почвой и
дикими кошками с ядом свободы - в смраде
губ, на которых пьяные муравьи
лапками бегло комкают пену-скатерть,
родственных слов надгрызают объедки, ком
вер кровяных котят о тростинки колют….
Что мы с тобой - над прошлого шашлыком
ищем в ножах, как прошлое, поло-голых?
Что мы с тобой качаемся, как тростник -
в вазе, надбитой жалостью и привычкой?
Что нам лепечет пауза, на язык
севшая, как на язву бомжа - синичка?
Что нам плюет на темя метро, шипя
про "поезд следует…", выловив бегство - пёхом?..
Кто из нас, утро выкупав в свежих швах
тел одичалых, скажет о том, что плохо,
дико, взаправдошне, сыро - как тесто на
досточке формы звезды, с недостачей шири?..
Что мы с тобой, родной мой? - пожар, Синай
не облизавший водно-мучнистым жиром?
Что мы с тобой,забытый мой? - Снег, Шираз
ошаганевший до первой строки в топ-ньюсе?..
Белые вороны сыром в дубовый джаз
нас забивают гулким вороноустом.
Черные вороны в синий туман мостов
города нас опускают - забавы ради…
На обручальной нитке ничьих часов
мы протанцуем встречу убитых братьев
или сестер. А лучше - двоих чужих,
перемотавших родственность, словно шарфик,
на поцелуев осенний соломы жмых,
на недовстречу ладоней, как псов, шершавых,
на тростниковых крыс, прикусивших яд
за равнодушным рядом камышных будней…
Как нас с тобой залечат - и осквернят!..
Как нам с тобой привычно - легко и трудно…
Падают, словно вишенки - в перегной, -
дву-монологи: работа… родные… зимы…
Небо рисует в запястьях восходы хной.
Хну размывает как тушки - на Хиросиме, -
солнцетрясением…
Водоросли из щек
кажут носы, как зяблики…
(в птичек - веруй…)
Белый гудок в мобильном зажмет движок,
словно Икар - носатеньких солнцемерок.
Мальчик-еврей принимает из книжек на веру
гостеприимство и русской души широту,
видит березы с осинами, ходит по скверу
и христианства на сердце лелеет мечту,
следуя заданной логике, к буйству и пьянству
твердой рукою себя приучает, и тут —
видит березу с осиной в осеннем убранстве,
делает песню, и русские люди поют.
Что же касается мальчика, он исчезает.
А относительно пения, песня легко
то форму города некоего принимает,
то повисает над городом, как облако.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
