Холодно, тоскливо, бестолково.
Не было стаканов. Тут же Вова
сбегал в двадцать пятый за ретортой.
Выпили по третьей, по четвёртой.
Вообще, в тот вечер много пили,
потому что в школе не топили.
Вьюга подметала школьный дворик.
из кармана отсидевший Борик
вытащил косяк. Его в потёмках
раскурили. Вспомнили о том, как
бегали курить на переменке,
как Серёга в класс пришёл по стенке,
как была какая-то облава…
Вспомнили, как сумасшедший Слава
вешался в клозете, как Оксанке
мусора сломали нос по пьянке,
как влезали в драку друг за друга…
Помолчали. Подметала вьюга
школьный дворик, подметала чисто.
Водки оставалось граммов триста
На девятерых, на восьмерых ли.
Трое, впрочем, полчаса как дрыхли.
И лучи от лампы потянулись
в стороны - внезапно навернулись
слёзы на глаза - не то от дыма,
а не то от водки. Пьяный Дима
затянул "Ой то не вечер". Вова
подхватил - тоскливо, бестолково.
Холодно. Горючее допили.
Женька буркнул - мало, мол, купили.
Ничего. Нормально посидели -
без дурацкой этой канители.
А когда ещё так соберёмся?
На десятилетие - нажрёмся!
Хорошо б созвать всю кодлу нашу,
но - уже не дозовёшься Пашу…
Ну, пора, пора. Повсюду тихо.
Вьюга, как хмельная дворничиха,
спать пошла, сшибая фонари,
подметя до блеска дворик школьный.
И февраль - печальный, алкогольный -
нас уже заждался у двери.
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
