Ступай, милорд, в глубокий лес, послушай
безумные слова премудрой сойки:
упасть, уснуть, свинца закапать в уши
и жить во сне от стойки и до койки;
какой тоской заклеивают дыры
к той пустоте, что заполняет душу?
О чем поет безликий голос лиры?
Который я – предатель? Или трушу?
Ступай, мой друг, поговори с другими,
разбей оковы синусами ямба.
Спроси, зачем рождаются нагими
душой, нагими телом сходят в яму?
Гляди вокруг стеклянными словами,
увидишь, что отвага – та же робость,
но только в лоб, поход за головами –
любовь. А может, проще, выйти в пропасть?..
Решай, решай, залипнув на карнизе,
что ждет тебя в заупокойной битве,
и может быть Офелия на тризне
помянет и тебя в своей молитве…
***
Офелия - Офелии
Утром глаза откроешь – два неба карих,
два бирюзовых солнца, как листья – желтых;
будешь смотреть на спящего, мата хари,
альбу прощальную плакать от третьей вольты
и вспоминать, кем была ты ему: денницей
и пробуждением вещим от сна реалий,
пястью и перстью, целой, ценой, цевницей –
кем ни была б, – не осталось былых регалий.
Кем бы ни быть, только трогать бы годы губы,
петь бы зарянкой глазам голубым осанны;
только пространства – пока не очнутся трубы,
только и времени – то, что зашито в саван.
Так что пока-пока, как бы ни был сладок
звук колокольчика где-то внутри. Тревожит:
не разгадать ему главную из загадок
если/пока не разделит с любимой ложе.
Реки, как руки – держат, у них – примета:
если венок захлебнулся, так то – к русалке.
Палец к губам – отправляйся к реке, «карета»;
верно, пора: зацветают мои фиалки…
Долетит мой ковёр-самолёт
из заморских краев корабельных,
и отечества зад наперёд —
как накатит, аж слёзы на бельмах.
И, с таможней разделавшись враз,
рядом с девицей встану красавой:
— Всё как в песне сложилось у нас.
Песне Галича. Помнишь? Той самой.
Мать-Россия, кукушка, ку-ку!
Я очищен твоим снегопадом.
Шапки нету, но ключ по замку.
Вызывайте нарколога на дом!
Уж меня хоронили дружки,
но известно крещёному люду,
что игольные ушки узки,
а зоилу трудней, чем верблюду.
На-кась выкуси, всякая гнусь!
Я обветренным дядей бывалым
как ни в чём не бывало вернусь
и пройдусь по знакомым бульварам.
Вот Охотный бахвалится ряд,
вот скрипит и косится Каретный,
и не верит слезам, говорят,
ни на грош этот город конкретный.
Тот и царь, чьи коровы тучней.
Что сказать? Стало больше престижу.
Как бы этак назвать поточней,
но не грубо? — А так: НЕНАВИЖУ
загулявшее это хамьё,
эту псарню под вывеской «Ройял».
Так устроено сердце моё,
и не я моё сердце устроил.
Но ништо, проживём и при них,
как при Лёне, при Мише, при Грише.
И порукою — этот вот стих,
только что продиктованный свыше.
И ещё. Как наследный москвич
(гол мой зад, но античен мой перед),
клевету отвергаю: опричь
слёз она ничему и не верит.
Вот моя расписная слеза.
Это, знаешь, как зёрнышко риса.
Кто я был? Корабельная крыса.
Я вернулся. Прости меня за...
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
