Есть синие цветы. Названия не припомню.
Одно коническое плотное соцветье
с резными листьями на жёстком, крепком стебле.
Обыкновенный синий цвет при свете дня.
Трава и только.
Но...
Вот - солнце опускается, вот - скрылось.
Закатный край подсвечивает небо.
Ещё светло, но кажется, что пеплом
уже покрыты листья и предметы,
темнеет на глазах..
Тогда....
цветы становятся упругими, твердеют
и выпрямляются, напитываясь влагой.
И кажется, что контуры соцветий
очерчивает острый карандаш.
От конусов в жемчужно-серый сумрак
течёт густой, как патока, и плотный
(от слова "плоть") особый синий свет.
Темнее сумрака, синее синевы.
Сказать: таинственный или волшебный,
чарующий, чудесный, колдовской.
Нет, все синонимы такого рода
банальны и беспомощны. Не могут
дать сколь-нибудь живое представление
о странном чувстве том, что холодком,
волною за волной, тревожит,
и будит древние инстинкты и желанье
уйти куда-то, скрыться от...
Но,
от чего? Куда?
Нездешний свет.
Вот так скажу: нездешний.
Нужны ли доказательства ещё?
Спрошу.
Болтун учёный хмыкнет:
мол, химия живого организма,
феномены психической игры,
определённые оптическим устройством
приспособления, то есть, глаза,
для ловли волн спектральной частоты...
И далее - т.д., т.п....
На что приверженцы мистических теорий,
сейчас же, закипая, возразят,
мол, замысел космический тут явлен,
а кто попроще, тот и дьявола припомнит,
разрыв-траву и всякое такое...
Меж тем как синие цветы, название которых я забыла
(а им, цветам, оно не нужно вовсе),
опять по осени умрут, а по весне -
воскреснут.
Иаков сказал: Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня.
Бытие, 32, 26.
Всё снаружи готово. Раскрыта щель. Выкарабкивайся, балда!
Кислый запах алькова. Щелчок клещей, отсекающих навсегда.
Но в приветственном крике – тоска, тоска. Изначально – конец, конец.
Из тебе предназначенного соска насыщается брат-близнец.
Мой большой первородный косматый брат. Исполать тебе, дураку.
Человек – это тот, кто умеет врать. Мне дано. Я могу, могу.
Мы вдвоем, мы одни, мы одних кровей. Я люблю тебя. Ты мой враг.
Полведра чечевицы – и я первей. Всё, свободен. Гуляй, дурак.
Словно черный мешок голова слепца. Он сердит, не меня зовёт.
Невеликий грешок – обмануть отца, если ставка – Завет, Завет.
Я – другой. Привлечен. Поднялся с колен. К стариковской груди прижат.
Дело кончено. Проклят. Благословен. Что осталось? Бежать, бежать.
Крики дикой чужбины. Бездонный зной. Крики чаек, скота, шпанья.
Крики самки, кончающей подо мной. Крики первенца – кровь моя.
Ненавидеть жену. Презирать нагой. Подминать на чужом одре.
В это время мечтать о другой, другой: о прекрасной сестре, сестре.
Добиваться сестрицы. Семь лет – рабом их отца. Быть рабом раба.
Загородки. Границы. Об стенку лбом. Жизнь – проигранная борьба.
Я хочу. Я хочу. Насейчас. Навек. До утра. До последних дат.
Я сильнее желания. Человек – это тот, кто умеет ждать.
До родимого дома семь дней пути. Возвращаюсь – почти сдаюсь.
Брат, охотник, кулема, прости, прости. Не сердись, я боюсь, боюсь.
...Эта пыль золотая косых песков, эта стая сухих пустот –
этот сон. Никогда я не видел снов. Человек? Человек – суть тот,
кто срывает резьбу заводных орбит, дабы вольной звездой бродить.
Человек – это тот, кто умеет бить. Слышишь, Боже? Умеет бить.
Равнозначные роли живых картин – кто по краю, кто посреди?
Это ты в моей воле, мой Господин. Победи – или отойди.
Привкус легкой победы. Дела, дела. Эко хлебово заварил.
Для семьи, для народа земля мала. Здесь зовут меня - Израиль.
Я – народ. Я – семья. Я один, как гриб. Загляни в себя: это я.
Человек? Человек – он тогда погиб. Сыновья растут, сыновья.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
