Поэт Алексей Остудин сочетает в себе высокое техническое мастерство с уникальным поэтическим мироощущением. Его образы завораживающи, а детали парадоксальны. Аллитерации и каламбуры точны, а под ироничностью интонационных высказываний легко угадывается широко распахнутое сердце лирика:
В эпоху, где не платят за простой,
где баннеры всплывают, как пельмени,
для жизни беззаботной и простой
Бог выберет тебя и не применит!
Его стихи – это путешествие в юность. Узнаваемые детали советской действительности, причудливо преломлённые под призмой поэтического дара автора, ярко и остро впиваются в читателя и уже не отпускают его, застревая на уровне подсознания и своих личных ностальгирующих переживаний. А это свет, который разрушает всепоглощающую тьму повседневных забот:
Упрёшься в пень, но выйдешь за кавычки
копны люцерны, пущенной на силос,
и некому нарочно чиркнуть спичкой,
чтоб осознать, какая тьма сгустилась…
Игра мастера в замысловатые рифмы – на самом деле не что иное, как абсолютная свобода поэтического мышления в рамках традиционного версификационного канона, так безбожно свергаемого иными авторами в поисках своего индивидуального дыхания. Остудин же, аккумулируя небесный кислород стиха на энергетически важных для себя цезурах рифмы, не боится отправиться в одиночное плавание, соревнуясь с различного калибра пароходиками современности, и чётко отработанными и хлёсткими гребками нередко выигрывает заплывы:
Тяжёлому солнцу недолго в разливе берёз
моторной ладьёй, незнакомой с законами Ома,
на грани провала греметь на подшипниках гроз,
с охапкой сетей, что не терпится бросится в омуль…
Язык поэта глубоко метафоричен. Поэзия для него – не игра словами в бадминтон, как это может показаться на первый взгляд. Словотворчество для Остудина – процесс сакральный. Влекущий, как и должно влечь, силы неизъяснимые, магические. Требующие колоссальной, внешне неощущаемой, внутренней духовной работы. Работы такого масштаба, что после определённого текста или цикла текстов наступает немота на многие месяцы. Ибо высказано то главное, ради чего подтверждено своё существование:
Развязался язык, превращая в процессе молебна
нимбы в ямбы и наоборот – вот и вся правота,
только – страсть удержать на весу беспилотное небо,
что боится порезаться, падая на провода.
Ещё одна из знаковых черт поэтики Остудина – афористичность. Очень многие строки из стихов поэта вполне себе могли бы быть высечены на камне сиюминутной реальности. Ведь то, что происходит в его текстах, происходит с нами сейчас, здесь, в этот миг. И особое доверие к автору возникает тогда, когда лирический герой, борясь с абсурдом нынешнего бытия, и сам порой сомневается в существовании действительности, опрокидывая читателя в уверенность иллюзорности всего сущего:
Кто вспомнит о тебе, что был таков
большой и белый, как глоток кефира?
Но водяные знаки облаков
ещё не признак подлинности мира!
Однако, Остудин поэт не уныния, но агитатор жизни. Он поэт пути, раздвигающий перед своими читателями как метафизические, так и географические горизонты. Его стихи полны жажды познания. Каждый образ работает на осевую основу оптимистического посыла текста, причудливым калейдоскопом показывая различные комбинации составляющих его деталей.
И поэтический горизонт начинает играть новыми красками:
Компас врёт и часы на руке не верны.
Мне ещё предстоит, предсказаниям вторя,
управлять многовёсельным ливнем луны
в первобытном бульоне Китайского моря.
И через всю книгу стихов поэта читатель проходит как сквозь эффектный очистительный фильтр умной, ироничной и глубинно душевной поэзии, оставляя за бортом – словно накипь – неприятие тяжёлого дня и скучную банальность жизненных штампов. Потому что читать Остудина, помимо всего прочего, ещё и чрезвычайно интересно. Очень увлекательно осязать на языке остроумные каламбуры и разгадывать иногда не сходу приходящие на ум аллюзии.
А значит ты по любому в выигрыше:
Горят каштановые свечи,
выигрывает солнце в го.
Тебе несут стекло навстречу,
а ты проходишь сквозь него!
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
