Когда я нечаянно наступаю кому-нибудь в проходе на больную ногу, то болезненно сочувствую испытавшему боль и искренне говорю: простите, ради бога. Думаю про себя: вот же я слепая дура, но и ты, дружок, тоже хорош - коль выставил в проход больную ногу, так предупреждать надо, мол, осторожнее ходите, переступайте через неё.
Однако, расскажу одну историю, которая уже о другом, хотя сюжет похож, и, как мне кажется, о более важном.
Однажды в бане я зашла в парилку, там была парно и темновато, поднялась по ступенькам на самый верх, обнесенный легкими перильцами, и сослепу (без очков, к тому же) встала на какую-то тряпку (удивилась даже, коврик, что ли?), лежащую под ногами. Стою. Заходит молодая, высокая, худощавая женщина, поднимается ко мне и, вдруг, начинает орать благим матом (и матом в буквальном смысле) на тюремной фене с угрозами спустить меня с лесенки. Я стою, оказывается, на её трусах, которые она подстелила для себя, но на минутку зачем-то вышла. И, вдруг, я почувствовала противный, животный страх, потому что от женщины исходила реальная, материальная волна настоящей угрозы. Поняла - зэчка, запрограммирована жизненным опытом на такое поведение. Она умеет вызывать в себе истерику, выдающую волну ярости, необходимую для выживания в опасной стае. Её мозг и душа в плену стереотипа. Я подавила страх, к счастью, у меня был опыт общения с такими людьми (правда, давний, и я подзабыла, потому испугалась сначала), сказала очень тихо, но твердо, ты, подруга, извини, не видела я, не заметила, и зря ты так раздухарилась, пойдем ка лучше по пивку треснем. И пошли, и треснули. Она оказалась славной.
Так вот, это я о стереотипах представлений о жизни и людях, будь они, эти стереотипы, неладны, Кэт, ибо, жить спокойно мне мешают лишь боль слева в подреберье и, Оле, глупый, детский страх сказать глупость. Борюсь: и с той, и с другим. С последним, как видите, успешно.
Молчание, конечно, золото (народная мудрость), но если уж начали говорить, то не бойтесь сказать глупость, ибо, обязательно, когда-нибудь, да скажете, но, тот, кто вас любит, умилится и простит, кто равнодушен, не услышит, кто, активно не любит, тот, что бы вы не сказали, всё равно расценит это, как глупость. И вообще, не бойтесь говорить. И вообще, ничего не бойтесь, кроме железобетонных конструкций в душе и в голове.
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела!
Ни объятья невозможны, ни измена.
* * *
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро - лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела -
все равно что дранку требовать от кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я - не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
март 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
