Новый Год...
Не, не так. Просто – новый год. Новый год начался вчера. Или даже сегодня, потому что я заснула, упрямо не отступая от режима, в 23.00. А утром нового года, точнее в 9.00 утра, когда большой город спал и мирно дышал во сне угаром ночных фейерверков, и счастливые жители его тоже спали, и также мирно дышали перегаром ночных возлияний, я (до безобразия трезвая) вышла на пробежку. Прямо около подъезда красовалась внушительная кучка собачьего дерьма. «Ну, здравствуй, Год Собаки!» – подумала я и надела наушники. Полная решимости, я одолела положенные километры и, уже в лучшем состоянии духа, бодро подбежала к дому. Пытаясь обогнуть знакомую кучку, я поскользнулась и со всей дури упала во всю эту красоту. Первым делом я поняла, что мне хочется отрезать левую руку – ею пришлось пожертвовать, чтобы всей тушкой не оказаться в эпицентре. Потом я поняла, что, если руку до дома я ещё донесу, то уж наушники точно оставлю здесь – на вершине кучки горделиво розовой вишенкой на торте красовалась моя «капелька». «Вот, что делает из говна инсталляцию», – подумала я, вспоминая анекдот про различие между перформансом и инсталляцией. Я лежала на боку, глядела на «вишенку» и еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. А перформанс тоже случился – из окна второго этажа донеслось сочувственное: «Бляяя... Как встретишь, говорят, так и проведёшь». Мужик в одной нижней майке, но с бокалом в руке дружелюбно качался в окне. Встретившись со мной пьяным взглядом, он приветственно приподнял бокал. И я заплакала.
Рождество...
Ну да, седьмое января. Утро. Вместо снега – туман. Перед пробежкой кидаю беглый взгляд на асфальт – ещё ярки неприятные воспоминания. Всё чисто – бегу, радуюсь. Город, как и первого, ещё спит. Дышит тяжело, влажно. Он обожран и пьян, он устал есть и отдыхать. Люди! Нет людей, одна я – умница-красавица! Ан нет, не одна. Навстречу мне, почти не качаясь, с мешочком в руке бредёт Дед Мороз. В полном боевом облачении. Только борода на шею галстуком сдвинута. Надо сказать, что зимой у нас традиционно перерыли улочку – то ли трубы чинят, то ли канал в Москву-реку роют. Не поймешь. Главное – есть канава с голыми трубами, есть грязь вдоль неё и есть хлипкие досточки поверх грязи (хоть так!). Прямо пименовская «Свадьба на завтрашней улице». Дорожка получилась узкая – не разойтись. Я – шаг в сторону, он – шаг в сторону. Я – в другую, и он – в другую.
– Ну чё, красивая, – смеётся парень. – Без подарка не пропустишь?
«А это идея, – подумала я, – и парень вполне себе симпатичный...»
– И не мечтай! Не пропущу! Гони подарок!
И тут он лезет в мешок и, основательно порывшись, достаёт пакетик.
– Ну, держи, коли так!
Я беру пакетик и автоматически делаю шаг вбок – в грязь, пропуская парня. Туман его глотает, не поперхнувшись, а я так и стою в грязи по щиколотку, разглядывая подарок. Это был совочек. Красный полукруглый совочек для собирания собачьих каках. В прозрачном целлофановом пакетике, с подарочным бантиком. У меня было возникли сомнения относительно назначения совочка, но они тут же рассеялись – ряд картинок на этикетке красноречиво демонстрировал, как именно пользоваться чудо-инструментом.
На работу...
Ну да, девятое. Легитимно бегу по оживающему городу. Сегодня уже никто про меня не подумает, что девка с приветом. Будни! Город прокашливается, протирает глаза, пьёт кофе и постепенно просыпается, выплёвывая из своих подъездов одного за другим испуганных предстоящей рабочей неделей людишек. Городу нет до меня дела. И это хорошо. Я за несколько дней осмыслила свои новогодние приключения. Долго думала, и, наконец, меня озарило! Всё будет хорошо! Я получила сперва предупреждение, а потом индульгенцию! И я поняла, что надо делать!
– Тяв? – спросила меня на бегу новая подружка.
– Не "тяв", а каждый день перед работой будем вместе бегать!
– Тяв, тяв!
Я пока не придумала, как назвать мою таксу. Наверное, Вишенка! Ну, не Совочек ведь!
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий, —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса,
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?
II
Вы все, паладины Зеленого Храма,
Над пасмурным морем следившие румб,
Гонзальво и Кук, Лаперуз и де-Гама,
Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,
Синдбад-Мореход и могучий Улисс,
О ваших победах гремят в дифирамбе
Седые валы, набегая на мыс!
А вы, королевские псы, флибустьеры,
Хранившие золото в темном порту,
Скитальцы арабы, искатели веры
И первые люди на первом плоту!
И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!
Как странно, как сладко входить в ваши грезы,
Заветные ваши шептать имена,
И вдруг догадаться, какие наркозы
Когда-то рождала для вас глубина!
И кажется — в мире, как прежде, есть страны,
Куда не ступала людская нога,
Где в солнечных рощах живут великаны
И светят в прозрачной воде жемчуга.
С деревьев стекают душистые смолы,
Узорные листья лепечут: «Скорей,
Здесь реют червонного золота пчелы,
Здесь розы краснее, чем пурпур царей!»
И карлики с птицами спорят за гнезда,
И нежен у девушек профиль лица…
Как будто не все пересчитаны звезды,
Как будто наш мир не открыт до конца!
III
Только глянет сквозь утесы
Королевский старый форт,
Как веселые матросы
Поспешат в знакомый порт.
Там, хватив в таверне сидру,
Речь ведет болтливый дед,
Что сразить морскую гидру
Может черный арбалет.
Темнокожие мулатки
И гадают, и поют,
И несется запах сладкий
От готовящихся блюд.
А в заплеванных тавернах
От заката до утра
Мечут ряд колод неверных
Завитые шулера.
Хорошо по докам порта
И слоняться, и лежать,
И с солдатами из форта
Ночью драки затевать.
Иль у знатных иностранок
Дерзко выклянчить два су,
Продавать им обезьянок
С медным обручем в носу.
А потом бледнеть от злости,
Амулет зажать в полу,
Всё проигрывая в кости
На затоптанном полу.
Но смолкает зов дурмана,
Пьяных слов бессвязный лет,
Только рупор капитана
Их к отплытью призовет.
IV
Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.
Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца.
Ни риф, ни мель ему не встретятся,
Но, знак печали и несчастий,
Огни святого Эльма светятся,
Усеяв борт его и снасти.
Сам капитан, скользя над бездною,
За шляпу держится рукою,
Окровавленной, но железною.
В штурвал вцепляется — другою.
Как смерть, бледны его товарищи,
У всех одна и та же дума.
Так смотрят трупы на пожарище,
Невыразимо и угрюмо.
И если в час прозрачный, утренний
Пловцы в морях его встречали,
Их вечно мучил голос внутренний
Слепым предвестием печали.
Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —
О том, что где-то есть окраина —
Туда, за тропик Козерога!—
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
