В древности люди учились для того, чтобы совершенствовать себя. Нынче учатся для того, чтобы удивить других
(Конфуций)
Анонсы
29.04.2014Прямо сквозь кожу перья растут. Итоги турнира № 50
Некоторые, правда, втихаря норовили свить гнезда, а что делать, весна...
Часть I. Торжественная
Маленький привратник встал затемно по будильнику, взял приготовленный с вечера компас и поплелся на озеро. Там, распластавшись на неподвижной поверхности воды, сладко дремал туман.
— Вставай!
Что-то хлюпнуло, и опять всё смолкло. «Это озеро проглотило звук», — понял привратник.
Он пошел по берегу и остановился, когда компас показал, что он достиг самой западной точки. Сев на песок, привратник погладил ёжика, внезапно очутившегося рядом. «Вот, даже ёжику понятно, что восход лучше наблюдать с запада», — подумал он и начал прислушиваться. Потому что восход сначала нужно услышать, а потом уже увидеть.
— Тинь-тинь, — раздалось слева.
— Динь! — отозвалось справа.
— Фью-фью, — вклинилось из ближайшего куста.
Звуков становилось больше и больше, вскоре они слились в звенящий хор.
На востоке показалась розовая полоска. Сначала узенькая, она быстро росла вширь и вверх. Откуда-то прибежал ветерок, разбудил туман, и тот заметался, рассеиваясь и исчезая. Только маленькие клочки слонялись над озером, будто в нерешительности — спрятаться на дно или улететь в небо.
Ёжик фыркнул под боком привратника.
— Не смейся, сейчас все наладится.
Розовая полоска, уже не полоска, а целое сияние добралось до облаков и выкрасило их. И тут началось главное.
Солнечная макушка появилась на горизонте, ненадолго замерла — а надо ли? Надо! Раз-два-три-четыре-пять — и вот оно, круглое, блестящее, теплое — выскочило, зависло на секунду в голубой невозможности, и медленно, натужно поползло вверх — освещать, согревать, радовать.
— Закат придешь смотреть? — маленький привратник обернулся к ёжику. Но того уже не было, только тянулись по песку к лесу следы маленьких быстрых лапок.
Тем временем на ристалище Королева руководила такелажниками, перекладывавшими коробки из большой грузовой кареты в гигантский мешок. В одной руке она держала опись, в другой — гусиное перо, и этим пером лихо ставила галочки напротив разгруженных пунктов. Лихие галочки, ощутив себя птичками, чирикали и норовили взлететь. «Сидеть!» — приказывала Королева, и птички затихали. Некоторые, правда, втихаря норовили свить гнезда, а что делать, весна.
Наконец последняя коробка покинула карету, карета покинула ристалище, и Ее Величество Тамила Двадцать Пятая начала тронную речь.
tamika25: Ну вот, собрала все выпады, бережно разложила их в атласные коробочки, расшитые бусинками из драгоценных камней и узорами из золотых и серебряных нитей. Пока в королевских мастерских изготавливались призы, я все думала, какому произведению присудить первое место? Это оказалось сверхтрудной задачей, и поэтому, хоть и будет первое место, но победителями считаю всех авторов и награжу всех по-королевски. Призы мои будут в виде статуэтки симпатичной женщины в легком длинном, до пят, платье, держащей в поднятых руках пару голубей, которые вот-вот взлетят... И зовут эту женщину Мика. Конечно, не Ника, но все-таки... Ага, уже кто-то стучится в дверь. Это, наверное, Главный Королевский Мастер. Да-да, это он. Входите, пожалуйста! Как много призов, целый мешок! Спасибо, дорогой! Завтра зайдете в Королевскую кассу и получите денежки за работу...
Ушел. А Мы приступаем к награждению.
Итак.
Хризолитовой Микой и веточкой черемухи награждается автор ChurA с его таким милым стихотворением «Строка».
Живописать бы что-нибудь пером,
Иль отшептать тишком клавиатурой,
Про то, как из-за дали катит гром,
Попыхивая облаков фактурой...
Или сказать, чем пахнет молоко.
В подойнике. В пузыриках. Парное.
Когда его, забрав из-под сосков,
По крынкам цедят теплою струею...
Или зарыться в нижний горизонт
Усталой памяти, окаменелой,
Где первая любовь еще живет,
Вся в лепестках черемух снежно-белых.
И задержаться там на всю весну —
Ошпаренным, вдруг закипевшей страстью.
Неведомой. Но выбравшей одну:
Ту, — с первой парты. Хохотушку, Настю.
Восторг! Когда сумел поцеловать
В аллеях темных петергофских парков.
Любовь навеки! До утра не спать...
И вырезать два вензеля на парте.
Любое расставанье — хоть на миг —
Подобно острой горечи разлуки.
И каждой встречи восхищенный лик
Не припорошен серым пеплом скуки...
.................................
.................................
Весну несут пернатые гонцы.
Весною расцветают первоцветы.
Но быстро вянут ранние цветы,
И исчезают птицы за порогом лета...
Шуршит, шуршит бегучая строка,
Ведёт туда — к расстанному пределу,
Где завершит ее твоя рука.
Без продолженья. Черное на Белом.
tamika25: Бирюзовой Микой и шелковым платочком с Королевским вензелем награждается автор Ptenchik и ее замечательный рассказ «Как орел рвал сердце Прометею», заставивший Королеву прослезиться и вспомнить первую любовь.
Королеве Тамиле с наилучшими пожеланиями
Да, именно сердце. Печень — это неправильно, это ошибка перевода, душа находится именно в сердце, именно там она светится и теплеет от счастья или корчится от боли, которую ей причиняют чьи-то когти. И недавно я поняла, как это бывает.
В конце сентября к нам пришел новенький мальчик. Я доучилась до десятого класса, пройдя через две безумные любви и два горьких разочарования, и полагала, что все уже зарубцевалось и сгладилось, не оставив следа. Уже целых два года ничей взгляд, ничье слово не задевало моей души, и я чувствовала себя счастливой именно оттого, что я спокойна и все от меня одинаково далеки. Но чего-то не хватало, и порой при взгляде на какую-нибудь живущую только друг другом пару в метро накатывала дурная тоска. Я была уверена, хотя эта уверенность и не доставляла мне радости, что больше никогда не полюблю, я пыталась обратить своё внимание то на одного, то на другого, объяснить себе, до чего же они хороши, доказать себе, что они достойны моей любви, но ничего не получалось. Сердце оставалось глухо, и тогда я говорила себе: «Так это же хорошо. Я — Снежная Королева, я отлично владею своими чувствами и не позволю никому нарушить моего спокойствия».
Теперь я знаю, что это был вызов небу. А вызов небу бросать нельзя. Небо всегда ответит: «Ах, так? Ты сочла, что в сердце твоем навеки поселилась благодать и ты поднялась над суетой мира? Ты всерьез полагаешь, что уже умеешь держать в узде свои чувства? Ну, смотри!»
И тогда появился он. Я столкнулась с ним в дверях кабинета, взглянула в его лицо и поняла, что люблю. Я никогда еще не видела таких глаз. Большие, карие, открытые и сквозь них видна душа. Я всегда думала, что про душу — это для красивого словца. Оказалось, правда.
С той минуты я уже не могла думать ни о чем другом. Я засыпала и просыпалась с его именем, я каждое утро посылала ему мысленный привет и ждала только того момента, когда увижу его в школьном коридоре. Гуляя с собакой, я молча рассказывала ему, как вокруг красиво, будто бы он шел рядом и мог видеть это вместе со мной. Я посвятила ему немало страниц своего дневника, я повсюду видела его тонкий нос, изогнутые брови и нестриженые волосы.
В тот первый день мне показалось, что он, как все красивые мальчишки, должен быть надменным и заносчивым. Я представила себе, как он будет со мной разговаривать, если вообще будет, и не просто со страхом, а с каким-то почти нетерпеливым страхом, ждала той сладко-горькой боли, которую причинят мне его уколы. Но он оказался приветливым и общительным, и после первого урока мы уже вовсю трепались о каких-то последних фильмах.
Его посадили впереди меня, чуть наискосок, и теперь он все время у меня перед глазами. Когда он зачесывает за ухо волосы, я забываю, какой идет урок, а когда он своими белыми тонкими пальцами снова берет ручку, внутри у меня все замирает.
Раньше я иногда прогуливала уроки, под предлогом головной боли оставаясь дома. Но сейчас одна только мысль не пойти в школу приводит меня в ужас — ведь тогда я не увижу его. А день без него — потерянный день. И я, проснувшись с его именем и послав ему привет, иногда без завтрака (после длинных выходных, когда я на целых два дня лишена его карих глаз, мне просто в голову не приходит, что по утрам завтракают) лечу в школу.
Он часто опаздывает, и я до самого звонка гадаю, придет или не придет, и сгораю от беспокойства. Меня тянет к нему магнитом, я вижу его, понимаю, чувствую, мне кажется, что у нас на двоих одна душа.
Я люблю его.
А он меня — нет.
Мне кажется, что лучше бы он был девчонкой, а я мальчишкой, тогда я знала бы, что делать, я бы совершала подвиги, дарила цветы, носила портфель, словом, ухаживала бы. Может быть, это и не привело бы к успеху, но у меня была бы возможность действовать. А так я не могу ничего, кроме как смотреть ему в затылок шесть уроков в день.
Иногда он списывает у меня алгебру или мы меняемся дисками. В такие дни я ощущаю за спиной крылья, я лечу, я радуюсь жизни, солнцу, ветру и воронам на голых деревьях. Если это случается в пятницу, то в выходные я смеюсь, танцую, целую свою собаку и удивляю родителей послушанием. Ожидание встречи с ним кажется сладкой дорогой, нежной лунной песней, ароматом цветов. Мне кажется, что в понедельник я буду лучиться ангельской добротой и согрею теплом не только его, но и всех, кого встречу.
Но приходит понедельник, и сосуд моего тепла лопается с жалким звоном. Он забывает диск, он смеется, когда я не понимаю, над чем, он списывает у моей бывшей подруги и не со мной выходит из школы. Его душа не со мной, он — рядом, она живет и летит параллельной дорогой, она словно за стеной. Он рвёт моё сердце когтями невнимания, и хотя остатками здравого смысла я понимаю, что он не виноват, мне от этого не легче. Я прикована к нему, как Прометей к своей скале, и не вижу избавления. Орел ревности, жгучей ревности разрывает меня на части, вечером я бреду по пустой темной улице, впереди бежит собака, а по моему лицу стекают слезы. Мне больно, холодно и одиноко.
А потом рана зарастает, потому что через пару дней он приносит диски, и не только мои, но и свои, и предлагает мне их послушать, и дарит мне свою ручку, потому что мне она понравилась и я сказала об этом вслух, и мы по великой милости небес вместе дежурим по классу. Я снова парю и смеюсь над вчерашними слезами.
Но орел недалеко. Назавтра он со мной не здоровается, потому что увлечен разговором с приятелем, и глупо хихикает, когда меня вызывают к доске. Я пишу мелом логарифмы, чувствую спиной, что он не смотрит на меня, и мне кажется, что над головой уже шуршат тяжелые крылья. Меня душит боль, и только самолюбие заставляет меня решить задачу, но домой я иду, видя расплывчатый мир сквозь слезы и глядя на верхушки тополей, потому что стыдно прохожих.
Он мучает меня и не знает об этом. Он так и не выбрал себе девчонку, ходит то с одной, то с другой, но я почему-то уверена, что у меня надежды нет. Моя душа то взлетает к небу, то, разорванная в клочья осознанием своей ненужности ему, падает в холодную пропасть. Я где-то читала, что все это — симптомы инфантилизма, незрелости. Может быть. Скоро май, а потом лето и выпускной. В тот день орел прилетит последний раз, и я стану свободна. Но... Почему-то я не уверена, что хочу этой свободы...
tamika25: Гранатовой Микой и многофункциональной яйцерезкой, а также золотым гусиным пером и новенькой чернилкой-непроливайкой награждается автор Gen и его очень понравившееся мне стихотворение «Я хотел по весне написать твой портрет...».
Я хотел по весне написать твой портрет, выбрал холст,
так его грунтовал, не желая впоследствии трещин!
Наступила весна — не случилась судьба, не сбылось.
Не везет мне, однако, особенно в выборе женщин...
Деловито кричат в понастроенных гнездах грачи,
листья первые тянутся к небу на ранних каштанах,
продолжается жизнь, и для радости много причин,
только тычется в сердце несносная боль непрестанно…
Ты решила уйти, я не буду роптать, ну и пусть!
Но признаюсь себе, одинокому, сморщившись кисло —
без тебя этот мир в одночасье стал дьявольски пуст,
как не начатый лист на мольберте моем без эскиза…
tamika25: Аквамариновой Микой и настоящим командирским биноклем награждается автор mysha, наш дорогой разведчик, с ее таким трогательным стихотворением «В позолоченной тыкве».
Люблю грозу в начале мая
(это я весну сюда за уши притягиваю)
Любовь без конца и начала, а мы расстаёмся.
Наверное мы не имеем каких-то талантов.
Я правда скучала. А ты как взорвавшийся гром средь,..
средь шумного бала разбуженным оркестрантом
врываешься, выбиваешь из стройного ритма...
Прости, я должна удирать в позолоченной тыкве.
Обидно? Поверь, и мне тоже до боли обидно.
И было, и будет. Привыкнешь. Ведь я же привыкла.
tamika25: Турмалиновой Микой и аквариумом с золотыми рыбками награждается автор Helmi и ее стихотворение 31/03, в котором за полчаса до весны в голове мысленно проходит вся жизнь, и приходится осознавать, что с прошлым надо расставаться...
Смеялся снег, и щекотали воздух
колючим холодом вернувшейся зимы
крупинки слов: напомнили про возраст...
Никто не верит тридцать первых миль,
что можно лечь на теплое теченье
и пошутить над морем и судьбой,
не веруя земле благословенней,
чем та, где может властвовать тобой
одна свобода. Если вы хотите
увидеть двери за второй горой,
и рыбу есть — священная Пайтити
не примет вас: единожды герой
оттенки цвета птичьих слов не слышит.
Граничье царствий не ищи в пыли.
Конкистадорам парус — только дышло,
не выкуп в слитках краденой земли.
Да что это я... Всё о невозможном.
И вам ли, Тур, молчать о парусах.
По луже плыл «Кон-Тики», и, похоже,
зимы осталось только полчаса.
tamika25: Зеленой (под цвет глаз Королевы) берилловой Микой и мягкой подголовной подушечкой с золотым сердечком, вышитым королевской рукой, награждается автор pesnya и её покорившее меня окончательно и бесповоротно стихотворение «Уходя — оглянись».
...Чтоб когда-нибудь вместе камин растопить стихами...
(Саша Бес)
Уходя — оглянись, посмотри, ничего не оставил?
Может, солнечный луч, отраженный зеркальностью взгляда?
Или строки стихов, что сложились вне всяческих правил?
Или, может быть, шорох шагов в глубине листопада?
Может, нежность, стекавшую с кончиков пальцев на пряди?
Или терпкую ревность? Возьми — и она пригодится.
Уходя — уходи, но оставь свое сердце не глядя,
Чтоб был повод — за ним — через тысячу лет возвратиться.
tamika25: Фиолетовой сапфировой Микой и букетом первых весенних цветов награждается автор IRIHA и ее замечательная романтическая фантазия «Переправа», где мы прощаемся с зимой и к нам приходит долгожданная весна...
Коротюсенькая история бесконечного расставания
Переправа была завалена снегом. Он шел почти сутки, и сейчас — пушистый и сверкающий в лучах выползающего из-за горы солнца, радовал глаз белизной.
Зима, знатно пошалив на прощанье, устроилась в одном из сугробов под высоченной ёлкой. Она улыбалась и любовно оглядывала дело рук своих.
— Чем я хуже Масленицы? — рассуждало самое суровое время года. — Она — девка молодая да красивая, никто не отрицает. А я, хоть и в годах уже, зато мудрая да всезнающая. Костер хочу до небес! Веселья требую до умопомрачения. Заказываю необыкновенный праздник со скоморохами, блинами да медовухой...
— Плясок зажигательных да песен звонких захотелось? — раздалось нежное воркование, и рядом с Зимой, словно из-под земли, материализовалась Весна.
— Мечтательница, ты, однако. Не выйдет, голубушка. Всему свое время. Погуляла — уступи дорогу ближайшей родственнице.
— Ну, здравствуй, здравствуй, сестрица моя любимая. Смотрю я: ворчливая ты не по годам. С чем пожаловала-то? Надеюсь, с хорошими вестями?
— Конечно, дорогая сестренка! Дождь привела — тёплый и ласковый, который растопит твои запоздалые проказы. Ещё с солнышком в сговор вступила. Хоть я тебя и люблю, и обожаю, и даже порой уступаю тебе недельку-другую, но собирай-ка, милочка, свои пожитки, да отправляйся отсыпаться. Девять месяцев — срок долгий, вынашивай дитя бережно, как того требует продолжение нашего древнего клана. А у меня, по прогнозам Создателя, сегодня должны начаться роды… — она неожиданно замолчала, точно к чему-то прислушиваясь.
— Ой, ой, ой… вроде воды начали отходить…
И на землю обрушился настоящий весенний ливень.
tamika25: Изумрудной Микой и волшебным сиреневым зонтиком (от дождя и ветра) награждается автор natasha и её проникновенное стихотворение «Ветер (7)».
Не стой у калитки, меня провожая глазами —
Простудишься — ветер —
ты в курточке легкой,
и буду опять виновата —
в ответе
(шучу), уезжаю
без планов и сроков
возврата.
Люблю твои руки —
ладони,
горячие, нежные пальцы.
Ах, будь моя воля,
я разве бы им позволяла
в отчаянии сжиматься
до боли.
Я бы запросто так приказала
Ангелу моему
с тобою
остаться.
А ветер — весенник — толкает в спину,
гонит прочь от твоей калитки,
насмешлив (назад не гляди).
И я не гляжу,
заползаю улиткой
под капюшон,
ветер треплет рябину,
долгий путь впереди.
tamika25: Бронзовую Мику и игрушечного мягкого снеговичка получает автор ole, наш дорогой привратник, и ее прекрасное стихотворение «Прощание», так задевшее мою королевскую душу...
«Весна», — шептали камыши
и по-лебяжьи гнули шеи,
искали червяков грачи
вдоль свежевырытой траншеи.
Шла женщина, несла кочан
и что-то там еще в пакетах,
шла, каблучками чуть стуча,
и думала, что скоро лето.
Вдруг чей-то взгляд: два уголька,
морковка-нос, понуры плечи.
Она, узнав снеговика,
остановилась: — Добрый вечер!
Стоял он в стороне от всех,
как сон, как зимняя химера.
Она заметила, что снег
его стал ноздревато-серым.
— Ты таешь, жаль. Прощай, мой друг,
ты был красив, высок и ладен.
А он пошевелился вдруг
и руку нежно ей погладил.
tamika25: Серебряной Микой и огромной плиткой шоколада в виде бизона награждается автор Shimaim и её чудесный рассказ «Ябетюлбюл я», заставивший меня расчувствоваться и чуть ли не заплакать...
Мальчик проснулся среди ночи. В комнате было светло, почти как днем. Мальчик встал с постели и подошел к окну. Двор белел, все было покрыто снегом. Мальчик любил снег; завтра на прогулке можно будет попросить мать пару раз бросить его в сугроб, больше она не разрешит, он только недавно вылечился от гриппа.
Мальчик подышал на окно и вывел буквы: МАМА. Если прочитать наоборот, получится А-МА-М.
Луна на небе висела круглым арбузом, правда белого цвета и без полосок. «Нужно будет спросить у мамы, бывают ли белые арбузы?» — подумал мальчик. Однажды отец привез большой спелый арбуз, они вместе помыли его в ванной, а потом отец разрезал арбуз, вырезал сердцевинку и дал сыну. Мальчик ел, и сладкий сок бежал по его подбородку на грудь, а от ладошек к локтям; мальчик облизывал пальцы и ждал, когда отец очистит очередной кусок арбуза от косточек и даст ему…
Мать говорила, что если всмотреться в полную Луну, то можно различить лицо женщины. Мальчику было не интересно увидеть какую-то там женщину, хоть он и честно всматривался, гораздо интереснее было бы увидеть там Спайдермена. Или рыцаря. Большого и сильного, как отец. Мальчик очень хотел поскорее стать таким же. Когда какие-то тети, приходящие к матери в гости, вдруг начинали расспрашивать его, на кого он похож, мальчик всегда отвечал:
— Я похож на папу ростом!
Тёти улыбались и трепали мальчика по волосам. Мальчик не любил подобного проявления нежностей, но стоически терпел, не вырываясь — мать учила быть вежливым с гостями…
Мальчик еще раз всмотрелся в Луну. Но ни Спайдермена, ни рыцаря так и не увидел. Тогда снова подышал на оконное стекло и вывел: А-П-А-П. С матерью они учились читать и писать, мальчик писал слова наоборот, а мать почему-то из-за этого расстраивалась, неужели не понимала, что писать наоборот интереснее? Получалось, что мальчик пишет на своем собственном языке, как шпионы. Про шпионов рассказывал отец, в те редкие дни, когда укладывал сына спать. Отец часто уезжал в командировки, поэтому мальчик думал, что тот тоже шпион, но отец называл это «защищать Родину». Мальчик тоже хотел защищать Родину, однако отец говорил, что мальчику нужно немного подрасти. Каждое утро мальчик просил мать измерить его рост, чтобы, когда отец вернется из командировки, мальчик мог сказать ему, насколько вырос...
Вчера мать купила мальчику большую книжку с картинками про животных. Мальчику понравился зверь с именем бизон. Он даже попросил мать прочитать ему, что про бизона написано. А еще в книжке была нарисована их кошка Фроська, только почему-то ее звали пантера. Мать говорила, что пантера больше Фроськи по размеру и даже больше мальчика. И он сразу с завистью подумал, что пантеру могли бы взять в шпионы...
Мальчик вернулся в постель, лёг под одеяло и стал мечтать. Что наступит лето, и они втроем поедут на море. Отец будет учить его плавать, а потом мальчик крепко ухватится за отцовские плечи, и они поплывут вперед, туда, где море соединяется с небом. А мать будет стоять на берегу, махать рукой и кричать отцу:
— Миша, не заплывайте далеко!
Тогда отец спросит у него:
— Ну что, капитан, полный назад?
Мальчик крикнет:
— Пооолный назад!
И они поплывут к берегу. К матери…
Мальчик мечтал, ожидая, чтобы скорее наступило утро, мать говорила, что вернётся из командировки отец, и мальчик подарит ему рисунок, который они нарисовали вместе с матерью. На рисунке изображён зверь бизон, а сверху, там, где солнышко, мальчик написал красными буквами:
Я Б Е Т Ю Л Б Ю Л Я
tamika25: И, наконец-то, наш победитель, вернее, победительница — автор Volcha, которой я вручаю Золотую Мику и прочный разноцветный парашют, стихотворение «Прыжки с крыш» которой намертво прикипело к моему сердцу и долго не оставляло меня в покое. Ну что, прыгнем с крыши, Танюш?
Что-то странное оборотилось, ну, да пусть живет...
Если да кабы... прыгну с высокой крыши,
Стану еще одной незнакомой птицей.
Крыша прогнила, шорох — шуршат мыши.
Нагло спикирую вниз — на кусок пиццы.
Крикну по-птичьи кратко, навзрыд, резко,
Глазом взгляну, хвать весь кусок — дёру.
Выше взлечу (кот ободрал занавески).
— Нас не достать! — Птицы орут хором…
Голову вбок — вспыхнут обрывки мыслей:
Страхи и крыша. Скользко. Полёт-паденье.
Дом, словно клетка, люди, как будто гризли.
До — я не птица, руки совсем без перьев.
Раньше — любовь, крыши, Луна, поцелуи,
Таянье сердца, оттепель душ, единство,
Я — ненаглядная, ты — ненасытный Луи…
И кульминация (ждали) — людское свинство.
Мысли — на крышу. Вдребезги сердце — настежь,
Тело без сердца — яркая вспышка боли…
Прямо сквозь кожу перья растут. Нате ж,
Жрите, собаки, кости. А я — на волю…
Сверху вы все — букашки, мелки заботы.
Ты на коняшке, глазки, как мандаринки.
Прыгнул за мной, если бы знал, кто ты.
В знании скрыта печаль…
как в кальвадосе льдинки.
Ну?
tamika25: Все произведения, которые были мной не названы при награждении, были внимательно мной прочитаны, оценены или прокомментированы мной же, многие из них очень и очень хороши — просто не хватило наград.
Ленок, я ведь все помню
Соня никак не могла успокоиться и все ходила и ходила по квартире за бывшим мужем, удивлялась и удивлялась.
«Неужели я могла любить этого мелочного типа? Как вообще умудрилась вляпаться в замужество? Где были мои глаза? Чем слушали мои уши?»
— Имей в виду, и этот шкаф я тоже забираю! — Тибор многозначительно посмотрел на бывшую жену. — Ты должна помнить, что именно я покупал его в первый год нашего совместного проживания.
— Да забирай! Я его все равно с первого дня невзлюбила. Монстр какой-то. Кстати, и тумбочку можешь прихватить. Ты ж ее вместе с этой громилой купил. Тогда.
«Бывший» самодовольно ухмыльнулся, молчаливо указал рукой в сторону тумбочки своему грузчику и вышел из комнаты. Соня осталась стоять посреди опустевшего жилища. Нежный в недалеком прошлом мужчина прошелся по некогда уютному семейному гнездышку тайфуном: после него не осталось практически ничего. В углу на полу сиротливо стояла Сонина собственность: полутораметровый фикус в большом глиняном горшке (его грузчики со всеми мерами предосторожности сняли с тумбочки, предназначенной на вынос) да телевизор с магнитофоном, которые Соня купила уже после развода. На них бывший муж наложить загребущую лапу никак не мог. В соседней комнате аккуратными стопочками лежали, вынутые из книжного шкафа книги по архитектуре и искусству, остальной нехитрый скарб находился в коробках. Там вперемешку были свалены и постельное белье, и посуда, и нательные вещи. Сложить все аккуратно не получилось, Тибор торопил, он подгонял женщину, лихорадочно вынимающую из шкафов все подряд, своей излюбленной фразой: «Шевелись, время — деньги!»
«Вот я дура-то! Еще подбирала ему квартиру получше, поближе к метро. Ведь могла предположить, что он меня «обчистит». Ну, и черт с ним! С ними! И с Тибором, и с барахлом этим. Всё, не буду думать о плохом — теперь только о хорошем. Как говорится, что ни делается — только к лучшему. Зато ремонт ожидается — одно удовольствие. В пустой квартире есть, где развернуться... Но квартиру ему все-таки нужно было купить где-нибудь у черта на куличках!» — злорадно и одновременно с болью подумала Соня.
Откуда-то из коридора донесся непонятный скрежет, женщина выглянула и с ужасом увидела, что грузчики снимают раковину-тюльпан в ванной, царапая кафельный пол.
— Эй, ребята, осторожнее! Я что-то не понимаю... — обратилась она к некогда родному и близкому человеку, — на кухне ты снял все, вплоть до кранов и розеток. Я с этим смирилась. Но как ты прикажешь мне жить, если даже в ванной не будет воды? Надеюсь, унитаз ты не додумался умыкнуть?
Тибор криво ухмыльнулся еще раз. Было видно, что разговоры с бывшей супругой совсем не доставляют ему удовольствия.
— А на батареи центрального отопления ты не претендуешь? — язвительно спросила женщина и сама же ответила на вопрос. — Хотя, что это я? Ты же их не сможешь снять, весна — отопительный сезон ещё не закончился.
— Да ладно тебе паясничать. Можно подумать, я — монстр какой-то! — запальчиво ответил «бывший» и зачем-то ощупал свой подбородок.
«Тут и думать нечего, — хихикнула про себя Соня и мысленно подбодрила бывшего супруга. — Ага, проверь, проверь, может там уже клыки расти начали и вот-вот на подбородок вылезут».
— Оставьте! Великодушно дарю. Я сегодня добрый. Пусть пользуется. И горшок тоже не трогайте, — приказал он грузчикам и рассмеялся, демонстрируя великолепные белоснежные зубы, предмет особой гордости.
На свой рот «бывший» никогда не жалел денег. И вообще на себя. Соню всегда смешило маньячное отношение мужа к самой незначительной боли в организме. Чуть кольнет где-то, заноет на секундочку, супруг тут же набирает номер домашнего врача. Вот только проблемы второй половины Тибора никогда не волновали. То, что у них так и не появились дети, целиком и полностью было по вине Сони. Так решил Тибор. И никакие доводы врачей не могли изменить его мнение. Как же! Разве может быть болен он? Сонька, только Сонька бесплодна, она всегда во всем виновата.
Женщина отвернулась к окну и глупо улыбнулась, поглаживая заметно округлившийся живот. Незачем бывшему мужу знать, что она, бесплодная по его приговору, носит плод своей новой любви. В оконном стекле, словно в зеркале, отражалось все, что происходило в настоящий момент за ее спиной. Она видела, как Тибор важно прошел к выходу, надменно вскинув подбородок и брезгливо сложив губы в подобие улыбки, следом за ним грузчики вытащили злосчастный шкаф и тумбочку. Соня незаметно перекрестилась, продолжая улыбаться своему отражению в окне. Но как только за бывшим мужем и его ордой закрылась дверь, она обессилено опустилась на пол. Больше сидеть было не на чем.
«Так, надо пойти в хозяйственный магазин за раскладушкой, еще парочку табуреток требуется купить. Есть буду пока на подоконнике. Ой, мне ж еще и плиту покупать. Надо срочно вызывать бригаду, надо срочно начинать ремонт...» — она решительно встала и пошла к тому месту, где некогда располагался телефон.
Но телефона не было — «бывший» унес предмет первой необходимости. В этот момент раздался настойчивый звонок, и тут же в дверь забарабанили. Соня рывком открыла ее и увидела свою подругу-соседку с перепуганным лицом.
— Господи! С тобой все в порядке? Вы с Тибором не ругались? А я иду сейчас из магазина, вижу, мебель из подъезда выносят, потом этого увидела. Ой, мамочки… —Люська прикрыла рот ладошкой и, как несколько минут назад Соня, съехала по стене на пол. — Он все-все вывез?..
Соня присела рядом и всхлипнула.
— Да, все-все. Краны на кухне снял, люстру тоже. Даже шурупы вывернул. Люська, ты не поверишь, но когда эти самые шурупы вывинчивались из стены, я явственно представила, как Тибор исчезает из моей жизни, растворяется, словно в тумане. Я даже увидела мою новую ванную, где в художественном беспорядке стоят шампуни и бальзамы, а полотенца висят, как попало, и нет этого противного резинового коврика, а вместо него на полу лежит новый — пушистый и разноцветный, с пятисантиметровым ворсом. И кружки на кухне стоят там, где я их оставила. И никто на меня не орет, никто не указывает на мою безалаберность, никто не стыдит беспорядком. Ни-кто! И это теперь навсегда. На-всег-да! Ты думаешь, я реву от горя? Нет же, нет. Это я от счастья рыдаю. У меня весна-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Подруги обнялись и начали истерически хохотать.
ОН:
Твои волосы пахнут сгоревшей мечтой.
Может быть, я — не твой, может быть — не герой,
Может, просто нам не по пути.
Я устал тебя снова и снова терять
И пытаться в открытые двери опять
Без преград невесомых войти.
Может быть, я когда-нибудь снова решусь
И сотру поцелуями с глаз твоих грусть,
Если память тебя не сотрёт.
Ты, конечно, простишь, и, конечно, поймешь,
Что спасеньем была эта горькая ложь,
А, быть может, и наоборот...
ОНА:
Мне б прилечь на любимый уютный диван
И запоем читать Франсуазу Саган,
Не гадая: уйдешь — не уйдешь;
Вместо этого молча стою у окна,
За которым рыдает дуреха-весна,
Имитируя ласковый дождь...
А когда дождь пройдет, и забрезжит рассвет,
Я, закутавшись в теплый сиреневый плед,
Беспокойно, по-детски усну.
Мне приснится подёрнутый дымкою след;
Я пойму, что тебя в этом городе нет —
Ты ушёл успокаивать нашу дуреху-весну.
теперь только память...
Холодный цвет сереющих листов,
Вампиры-тополя съедают силы,
Выплёвывая чувственный остов
На маленькую свежую могилу.
Шакалом горе рвет, грызет живот,
Тоска вцепилась в горло по-гиеньи,
Я как назло разбила антидот
И тупо наблюдаю заражение.
Гангрена чувств, впадающий в коллапс,
Сочится мозг понятием «кошатник».
Лишь в памяти остался желтоглаз
И мягкошерстный храбрый мой соратник.
Прощай, мой милый. Ты был удивительным существом. Своенравным, упрямым, приходил, когда хотел, и уходил, когда не хотел, чтобы тебя трогали. Вечерами устраивал шумную погоню за нами или маленькими мячиками и фотоплёнками. Обожал спрятаться за креслом, выждать удобный момент и неожиданно и резко выскочить и схватить мячик. Потом гонять его по комнате, уморительно подпрыгивая и припадая к полу.
Терпеть не мог лечиться. Когда понимал, что поведут к врачам, прятался в самые дальние уголки квартиры. Слава богу, что здоровье у тебя было сибирское. И даже пара отравлений не подорвала твой выносливый организм. А может, и подорвала. Кто знает. Снаружи никогда не видно, что с вами на самом деле творится. Болезнь может подтачивать исподтишка. Вы можете быть печальны или хмуры. Терять аппетит, становиться сварливыми. Это списывается, обычно, на настроение. И только когда вам действительно становится плохо, тогда мы это видим, но чаще всего — болезнь уже слишком запущена… В тот раз, увидев твои закатывающиеся глаза и беспомощную вялость, на ночь глядя, я повезла тебя в клинику, и тебе поставили капельницу. Но бог ты мой, какой ценой это было сделано! Пришлось вкалывать успокоительное, иначе все доктора были бы выведены из строя минимум на несколько дней. Глядя на то, как ты не можешь пошевелиться, обездвиженный лекарством и привязанный (на всякий случай) к столу, но очень внимательно и хищно следишь за каждым его движением, усталый доктор сказал: «Такие вредные обычно выживают». И он оказался прав. Ты быстро поправился, повеселел и снова принялся шалить и хулиганить…
Потом через несколько лет тебе стало плохо. И снова прятки, снова поездка в клинику, снова попытки лечить. Бедные доктора! Лучшие из них, те, которые действительно являются спасителями наших тел и душ, бесстрашно (почти) сражаются с вашим нежеланием лечиться. Ты сопротивлялся так, как будто защищал свою жизнь. В общем-то, ты её действительно защищал. Цеплялся за неё всем, что дала тебе природа. Ты защищался от смерти. Но делал это так тотально, что в число твоих «врагов» попадали все, я, врачи, медсёстры… все… Пока тебя привязывали, ты вопил так, что сбежалась вся клиника, посмотреть, кого это так мучают! Ты умудрился обрызгать халат доктора, хотя она находилась в полуметре от тебя, распятого на смотровом столе. А ведь всего лишь хотели поставить капельницу. Что ж ты так бешено сопротивлялся?!
«Именно такие вредные выживают», — сказала врач. Снова эта фраза…
Ты упорно цеплялся за жизнь. Даже когда после успокоительного укола ноги не слушались, ты упорно пытался идти. Не получалось идти — полз, пока ноги не начали слушаться. Ты не ложился, как будто боялся, что больше не встанешь, приподнимался на дрожащих лапах, шатаясь, двигался по какой-то немыслимой траектории, падал, вставал и снова двигался, пока не почувствовал, что тело снова тебе подвластно. Это потрясало, вызывало уважение и восхищение.
И ты прожил еще год. Хотя организм уже начал сдаваться. Но не ты, не твой дух, который невозможно было сломить ничем, никакими болезнями и причинами. Ты снова жил. Медленно умирал, но жил. Тебе становилось все хуже и хуже, но ты, упорно наклонив лобастую голову, продолжал жить. Когда врач увидела, в каком состоянии кровь, с ужасом воскликнула: «С такими анализами не живут!» Но ты продолжал жить. Я ставила тебе капельницы, тратила бешеные суммы на лекарства, неумело колола тебя иголками, часто попадая в нерв. Сложно у вас попасть в мышцы, небольшие они по размеру. Ты сумрачно огрызался и, уходил, недовольный тем, что лапа дергается и не поддается твоей воле. Прости меня за то, что причиняла тебе нечаянную боль. Я не могла смотреть, как ты умираешь, и ничего не делать. Я продолжала тебя лечить, хотя понимала, что это уже ненадолго. Ты заслуживал того, чтобы бороться за твою жизнь так же, как сам за неё боролся. Пока ты мог есть, ходить, смотреть и слышать, я должна была помогать тебе, чем могла. Вниманием, заботой, лекарствами...
Даже когда ты уже не мог есть, все равно хотел жить. Такой могучий дух в таком небольшом кошачьем теле! Спасибо, друг, что ты был рядом со мной столько лет. Спасибо, что любил меня не за какие-то «хорошести», а просто за то, что я есть. Спасибо, что мурлыкал мне свои кошачьи песни. Спасибо, что своим примером показывал, как нужно бороться за жизнь. Даже тогда, когда все вокруг опустили лапы — бороться. Я люблю и уважаю тебя. Мне будет так тебя не хватать...
«А мы не ангелы, парень» (Би-2 etc.)
Тонкие шрамики льда на коже у лужи,
Воздух стальными иголками горло прошил —
Осень у Падшего ангела прихвостнем служит.
Я предпочту черный кофе и джаз для души...
Черные окна — не так далеко до рассвета,
Старые раны в лопатках (к погоде) зудят,
Тонкие плечи в искусственность перьев одеты —
— Сколько я здесь? И откуда? — Вопрос погодя.
В памяти только обрывки, как сны без начала,
Впрочем, как будто у них и не будет конца.
Жаль, я бы первые серии где-то скачала —
Вспомнить куда и зачем посылали гонца…
Перья шипели, от воздуха ждали опоры
Белые, ставшие рыжими в отблеске Ра.
Память о крыльях — из шрамов кривые узоры.
— Рыжим хранителям трудно, мужайся, сестра.
Быть человеком без славы, без крыльев, без веры
Ангелу больно, но выбор свободен — Я рад...
...Светлые пьют черный кофе и любят без меры
Черный и горький, как правда и ложь, шоколад.
Она совершенно точно знала, что встретит Его совершенно не вовремя. Например, когда она будет с больными от усталости глазами идти домой и тащить в двух руках многочисленные авоськи. А Он пройдет мимо, равнодушно скользнув взглядом по её чуть поникшим плечам и волосам, собранным на макушке в узел. Или хуже того: она будет ехать в трамвае, повиснув на поручне, осматривать облупившийся лак на ногтях и клятвенно обещать себе, что сегодня вечером обязательно займётся руками, наплевав на все остальное. И Он, конечно же, заметит ее руки, и ей сразу станет стыдно и захочется спрятать их в карманах плаща.
Или еще хуже: Она как раз будет находиться «в отношениях», влипнув в них, как муха в варенье. Она будет недовольна этими отношениями, памятуя, что обязательно встретит Его, но будет тянуть с разрывом, боясь одиночества и перемен. Она будет страдать, украдкой плакать на кухне, готовя очередной обед, и слезы будут капать в суп, добавляя ему соли. А потом Она будет есть этот суп из собственных слез.
Она знала это так же точно, как знала свое имя. И ждала, когда же наступит это «не вовремя». Но «летело неподвижное время», и все происходило точно и вовремя, все было на своём месте. И от этого хотелось сесть на пол на балконе и завыть, глядя на круглолицую Луну.
Она вышла из парикмахерской с новой прической и маникюром и сразу же увидела Его. Она узнала Его по глазам, так сильно похожим на ее собственные, как будто их взгляды были близнецами. Потом Она долго удивлялась сама себе: почему-то Она не подбежала к Нему сразу, а остановилась, пытаясь прислушаться к своему сердцу. Но сердце молчало, как будто куда-то провалилось. Она даже похлопала себя по карманам плаща, пытаясь его там нащупать, но потом поняла, что оно ушло в пятки и затаилось там. Щелчком, будто шарик для пинг-понга, Она отправила сердце на место и выждала несколько минут, пока оно снова станет привычно постукивать. Только потом Она подошла к Нему.
— Привет, — сказала Она чуть севшим от волнения голосом, — Давно не виделись.
— Привет, — поздоровался Он, ничуть не удивившись, — А я тебя ждал.
Привычным жестом Она поправила шарф на его шее, и они пошли вперед по улице.
Шел дождь. Они шли по улице нога в ногу и соприкасались локтями, прижимаясь друг к другу. Она рассказывала Ему о домах, которые попадались им на пути, Он послушно смотрел на них с нею вместе и разбавлял ее рассказ своими шутками. Она смеялась, запрокинув голову, и совсем не думала о приличиях. Потом Он читал ей стихи. Она мало разбиралась в поэзии, но слушала Его внимательно, зачарованная его голосом.
Шел снег. Они шли нога в ногу и держались за руки. Он рассказывал, как в детстве он хотел стать ветеринарным врачом, потому что очень любил животных. Но выучился на юриста, потому что эта профессия более престижная. И теперь вместо хорошего врача он стал посредственным юристом. Она сочувствовала Ему, положив голову на его плечо, и горячо возражала против его слов, не желая называть его посредственностью. А потом они целовались на каждом перекрестке улиц, и радовались, что в их городе так много перекрестков.
Светило солнце. Они шли по улице нога в ногу, и Он держал Ее за руку. Она несла в руках веточки вербы, а Он рассказывал, что в горах очень много подснежников, и они выглядят такими беззащитными и нежными. И ей хотелось поехать с ним в горы, в леса, и на край света.
Палило солнце. Они шли по улице, и Она иногда замечала, что они шагают вразнобой. Она приравнивалась к его шагам, пытаясь идти с Ним в ногу.
Он рассказывал, что на работе все сволочи, включая начальника. Что дела Ему попадаются квелые, что денег нет и как жить дальше, Он не знает. Она пыталась отвлечь его, рассказывая Ему о своей работе, но Он перебивал, в очередной раз жалуясь на сволочей-сослуживцев. Она училась терпению.
Шел дождь. Они шли по улице, засунув руки в карманы, напоминая нахохлившихся воробьев. Они шагали не в такт и смотрели в разные стороны, смахивая на двуглавого орла. Он говорил, что Она безалаберная и мотовка, вся в свою мамочку. А Она говорила, что единственное, на что Он способен, это с утра до вечера лежать на диване и смотреть телевизор. Он говорил, что Она посредственность, а Она называла Его ничтожеством.
Шел снег. Она шла по улице, смотрела по сторонам и гадала, на каком повороте Она и Он разминулись.
17.11.04.
* Рапсодия — это музыкальное произведение, чаще всего написанное по мотивам народной музыки и песен.
СЛЕЗАМИ ЗАСВЕРКАЕТ
Расколемся,
у жизни
в зубах не застревая,
мол, с детства
мы с тобою
недотроги.
И только волчья стая
слезами засверкает
куда-то мимо
по ночной
дороге
(Hhrust)
Наперевес, ветрами мая,
встречает город у зари,
а у лица — одна прямая,
другую топчут сизари.
Взахлеб с небес лизнет Оккама
с помятых тротуаров снег,
как будто бритвой, грязь вулканом
низвергнет в вороватый бег.
Взойдет безумный композитор
на сцены улиц и дворов,
неповторимую сюиту
творить из хаоса готов.
Чуть мягче шелест шин, чуднее
и звонче «трррынь!» трамвайных треб,
акцентом плеск часов и дней, и…
с победным хрипом рвётся креп
брони над водами, и сети,
так плотно топтаны зимой,
как на заезженной кассете,
осыпались, само собой.
Легко в мелодию влетает
щемяще-чистый нежный звук,
сердечный тон звучит ле тая,
и барабаном — сердца стук.
http://www.grafomanam.net/poem/44109
Конец не далее, чем завтра. Я съем вчерашний скудный завтрак. Готовить новый — а зачем? В конце концов, настанет вечер, горбатый скрюченный диспетчер отключит Солнце. Включат свет,
иллюминацию, подсветку, застывшей праздничной конфеткой замрет на блюде город Е. Но под оберткой тот же нищий в густой бензиновой вонище, провинциальный сомелье.
Уехать бы от сизой хмари в тепло на пегом Боливаре или хотя бы «на юга».
Висит проклятье Кали-юги, ее неверные подруги с раздором под руку не спят, а ходят тройками, по парам, по закоулкам, темным барам и развращают всех подряд.
А вы, кто в верности до гроба клялись, божились, ставить пробу куда? Излживились насквозь. Уходят все, друзья, подруги, любимые… и только суки верны и берегут щенков.
И нет опоры ни на ком.
И я потерянным щенком визжу и плачу и взываю, но только вьюга, оживая, как пес, кусает и рычит. Пространство без души — пустыня. В клети сердечной птица стынет и замерзает без любви. На предпоследнем полувздохе несчастный взгляд слепой дурехи зачем-то вперился в зенит.
А там простор. А там звенит струна в волшебном резонансе со всем в целительном сеансе бесплатной помощи Его.
Не знаю, как, Всевышний Боже, берешь и то, что нам негоже, и то, что ценится дороже алмазов и смазливой рожи, с единой радостью. Хочу узнать секрет (превыше жизни): как посреди глобальной тризны по отпеванию любви и дружбы с верностью, и славы ты продолжаешь, Боже Правый, несовершенство принимать как должное, спокойно, просто и выше собственного роста с улыбкой прыгать?
Твою мать!
В фальшивой хладности улыбок «друзей», в развратности ошибок, в минуты ярости больной я ощущаю на затылке спокойное биенье жилки твоей ладони. Боже, стой! Не по-ни-ма-ю. Может, нафиг пошлёшь меня и стылый график температур? И всех в расход? И новый светлый мир в седьмицу створишь, да так, чтоб изумиться веков хотя б до восьмисот?!
В ответ молчание. Конечно, не снизойдёшь до мыслей грешных с своих заоблачных высот!..
Но сердцу почему-то легче, как будто обнял друг сердечный.
Когда-нибудь лет через …сот…
Спи, дорогая. Зима далеко, на границе
Веры и знанья. Граница пока на замке.
(Romann)
«Спи дорогая» — проносятся звезды гурьбою,
Крошки лучей на паркете как будто не в счет.
Ты сексуально лежишь на картинке Плейбоя,
И вызываешь… а впрочем, и это пройдет.
«Спи дорогая» — щекоткой крадется по горлу
Патока слов ощущением теплой руки,
Полночь нагая отпустит не скоро, не скоро
Осень отбросит стесненье, листву и коньки.
Солнце туманы украли, за серой стеною
Поздний рассвет близоруко моргает, и вот
Мягко и неотвратимо крадется пушное
Сонное чудо (которое тоже пройдет).
Если, не медля, огромный включить вентилятор —
Гуща тумана спиралью во тьму утечет,
Чётко, ребристо проступит на свет имитатор
Жизнетворящего... жалко, что тоже пройдет.
Сон — дорогая услуга живущих в потемках,
Жизни которых закрыты на вечный учет.
Сколько ни виться годам, а мечтам — о потомках:
Всё и везде навсегда непременно пройдет.
Отрастают миражами этажи
Сверху вниз заиндевевшей буквой «джи».
Кошка лапами помашет из окна,
Удивлённая, что я летаю, на.
Протыкаю плотный воздух головой.
Как здоровье? Обойдетесь, я — живой!
Ну, и что, что вес не выдержал карниз,
Я летаю не как все, а сверху вниз,
Оттолкнувшись от зеленых облаков,
Вверх к Земле несусь стрелой, без дураков.
Есть секрет один, не плачь, дружище, брось:
Я, как яблоко, прошью ее насквозь,
Выше, дальше по стебелью черных роз —
Золотой кометой, распуская хвост.
Кто-то умный скажет (вспомнит чью-то мать):
— Жопе с ручкой не положено летать.
Но откуда знать простому червяку,
Что запреты неизвестны дураку…
Не грусти, Малыш, мы — странные стрижи.
Умирать не больно,
Больно — жить.
Я позабыл тебя — так забывают сны…
(Baas)
Забыть тебя? С годами — тяжелей
На шее груз забот мешком пудовым.
А ты? Набросок в памяти теней
И света. Незаконченный... Фруктовый
Ползет улиткой слабый аромат
Твоей помады на губах бедовых.
Тогда грозил бедой военкомат,
А май грозил в цветениях медовых.
Блестящей сталью холодил клинок
Тепло бедра в искусности контраста,
Я безупречно бесконечно мог,
А ты была сама Шехерезада.
Я стрелы лет хватал из колчана,
Отважно поражая компромиссы.
Прекрасная мужчинская война
Тебя изгнала из совместной жизни...
Тогда я был моложе и острей,
А ты в тени моей — несложной песней.
Сейчас я злей, слабее и старей,
А ты всё также, нет, еще чудесней!
С годами свет душевный не погас,
Но стал сильней. А тело — звонче, суше.
Воительница-дева!.. Мой Пегас
Корит, что я был слеп в боях досужих.
Танцующая на острие иглы,
искра божья, разросшаяся в пламя,
заложница продолжающейся игры,
из тела в тело кочующая память...
Подскажи, кем я не был еще в веках,
кем еще в себе не отметил роста,
помоги, вспомнив все, преодолеть страх,
чтобы выдохнуть жизнь легко и просто...
Вижу прошедшее свое без прикрас —
это выскользнувшая из рук карта.
Помоги осознать все мое сейчас,
уходящее из сегодня в завтра...
Эти женщины, что весною маня,
жизнь дарованную делают слаще,
наигравшись страстями, забыв меня,
вовсе уходят все чаще и чаще…
Знать хочу, где скрывается тот порог,
перед которым смогу без лукавства
сам себе промолвить: «Сделал все, что смог!» —
и шагнуть в свет невидимого царства...
Словно в снег, побелевший, но сердцем оттаявший вроде,
озаренный догадкой, пришедшей с капелями вдруг,
я с волненьем гляжу на веселье весенней природы
и хочу разорвать одиночества замкнутый круг...
Не решаясь в себе обрушенья надежд обнаружить,
не желая услышать холодное «нет!», как тогда,
наблюдаю, как гам вешних чувств проникает к нам в души,
но пугаюсь весны, и опять по ночам холода...
То бессонница тихо ночами скребется за стенкой,
то за окнами слышатся всхлипы весенних ветров,
то мерцают морзянкою звезды печальной Вселенной,
намекая, что я к встрече счастья ещё не готов...
В тишине одиночества плавно листаю страницы
прошлых лет, вспышкой памяти хронику дней озарив,
я пытаюсь, зажмурившись, в лето опять возвратиться,
согревая себя отголоском любви изнутри...
С давних пор за тобой наблюдаю, боясь потревожить,
чувством светлым живу, но его опасаюсь спугнуть,
сожалею, что тайну не зная, родная до дрожи,
ты одна вдалеке продолжаешь нелёгкий свой путь...
Почему же те боги, сказавшие в прошлом «любите!»,
не смогли сблизить нас, чтобы жизнь продолжали вдвоем?..
Как планеты у Солнца, все время кружим по орбите
и грустим, находясь в одиночестве странном своем...
Нет, не пухом наш путь к пониманию истины выстлан,
не всегда и не всюду нисходит с небес благодать,
одиночество учит нас мудростью скрытого смысла,
но не каждый при жизни сумеет его разгадать...
А весна, сделав круг, возвращается снова и снова,
откликается сердце и бьётся в груди во всю прыть,
а веленье природы хоралом извечного зова
помогает нам верить, надеясь, и нежно любить...
Пусть тебя не печалит тоска, не преследует жалость,
я тебе благодарен за то, что мы рядом живем,
за прекрасные строки, которые в муках рождались,
помогая мне жить в одиночестве светлом своем...
Как бы ни было там, но пока нет предела познанью,
не порвалась еще эта тонкая нить бытия,
низко кланяюсь жизни и буду гордиться за гранью,
что достойным любви, не взаимной пусть, мог быть и я...
Я теперь понимаю — не все в этом мире жестоко,
не для страха души обрывается времени нить.
Смерть — всего лишь мгновенье, возможность вернуться к Истоку,
для того, чтобы снова родиться и в вечности жить...
Весна. В наш край тепло принес сирокко.
Пугая ночь, вдали шумит прибой,
сиянье звезд... а мне так одиноко,
что выть охота громко под луной!
Давно седой, а не покрытой пылью,
душе моей, попавшей в тела клеть,
сумевшей отрастить в неволе крылья,
никак не удаётся улететь.
Я знаю, там, вдали, в краю далеком,
есть ты, которой в давности времен
ни взглядом, ни другим полунамеком,
не мог дать знать, что я в тебя влюблен.
Тянусь к далеким звездам жадным взглядом,
держусь, как за спасительную нить,
боясь пошевелить плечом, ведь рядом
жена, подруга жизни, крепко спит.
*****
Весна. В наш край надувший холод, сивер
протяжно воет над печной трубой.
На небе звезд рассыпан мелкий бисер...
а мне так одиноко под луной!
Давно седой, а не покрытой снегом,
душе моей, попавшей в тела клеть,
сумевшей диалог наладить с небом,
никак не удаётся улететь.
Я знаю, там, вдали, в краю далеком,
есть ты, родной, которому в те дни
ни взглядом, ни другим полунамеком
сказать не смела о своей любви.
Тянусь к далеким звездам жадным взглядом,
держусь, как за спасительную нить,
боясь пошевелить плечом, ведь рядом
мой муж, опора в жизни, крепко спит.
Не дано
моей судьбой
встретить счастьица.
Не поется мне
весной,
а печалится.
Ты, тоска моя,
уйди...
Сколько выстрадано!
Сколько
замерло в груди
слов, не высказано!
Одиноко
мне с тобой
беспросветная...
Однобокая
любовь,
да запретная.
Сколько
сожжено мостов,
снова выстроено.
Сколько
прожито годков,
вино выстояно.
Я один…
Ты не одна,
с Божьей помощью.
Я хмелею
от вина
с лёгкой горечью.
То, что
брал я в дальний путь,
легким росчерком
можно
быстро зачеркнуть,
ну, а что потом?
Отпущу
себе грехи
песней звонкою.
Напишу
тебе стихи,
листик скомкаю...
Во мне на вид изъяна нет,
в мозгах толково,
я, как талантливый поэт
и мастер слова,
представ, читателю под стать,
гигантом мысли,
не буду по весне писать
на тему сисек...
Я оду женщине создам
из междометий,
считая, что шерше ля фам
в надежде встретить —
предлог с очередной мадам
обжечься снова.
Я лучше тайный знак подам
игрою слова…
О, пусть могучий мой язык
неповторимым
восторгом полнит, он привык
к горячим рифмам.
Ах, как он, лживый паразит,
желая, может
любимых женщин доводить
до тела дрожи!..
Чтобы на мыслях о большом,
порой огромном,
со мной им было хорошо
своим гормоном,
когда в желанье новых слов,
подсев, как на кол,
весь благодарный женский пол
от счастья плакал…
От неизбежности разлук
не застрахован,
но так хочу своих подруг
утешить словом,
чтобы под вздохи: «ох» «ах!»
отдавшись напрочь,
в приятных думах о стихах
ложились на ночь!..
Помню той весны
беспросветный грех —
распрощались мы,
взял рассудок верх.
С ней встречался вдруг —
сердце екало,
но ходил вокруг,
или около.
Сколько прочь шагов
в жизни делал я,
догнала любовь
безответная.
Рядом — чуть дыша,
Врозь — пылает вся,
все болит душа,
плачет, мается.
Почему же с ней,
чудом мнившейся,
не поется мне
и не дышится?
Приняв свой удел,
я простить готов
столько лишних дел,
столько глупых слов.
Но печаль-тоска,
не безделица,
вьется у виска,
в сердце целится...
Боже праведный! Что за заноза
В сердце впилась и там кровоточит?!
Я терплю ее там днем и ночью,
Но пытаюсь при этом шутить.
Этот смех сквозь печальные слезы
Ни тебя, ни меня не порочит,
Только делает жизнь мне короче,
Не давая, открывшись, любить.
Счастьем и каждодневной заботой
Я не вправе с тобою делиться.
Потому мне весною не спится,
Потому не могу я запеть.
На развалинах счастья кого-то
Знаю, храм новый не устоится.
Потому обречен я таиться
И в себе ту занозу терпеть.
Горькой правде готов поклониться,
Чтобы сбросить тяжелую ношу.
Это будет, конечно же, проще,
Чем в себе свою тайну хранить.
Только мне никогда не простится,
Если я твой покой потревожу.
Сладкой лжи нет, конечно же, горше,
Но судьба, видно, мне ее пить...
Распогодился март, озорно раскричался грачами,
затрещал ледоходом, заставил подтаять снега,
улыбнулся светилом, шутя облака измочалил
и поверил в свое удалое могущество сам.
Он ушел от зимы, не печалясь от этой разлуки,
та немного повыла и плюнула снегом вдогон.
А ему хоть бы хны, удаляется шагом упругим
и надеется встретить моложе красавицу он.
Но не видит пока, что она днем и ночью с ним рядом,
сердцем льнет, потакая его эротическим снам,
непрерывно глядит на него зачарованным взглядом,
та, что свыше назначена Богом — невеста весна...
Опять весна. Вдали морская гладь,
бликуя, вводит в транс, глаза слезятся.
Упущенное время шустро, глядь —
исчезло в небыль, как песок сквозь пальцы.
Я помню ту разлуку, как теперь,
как ты меня не стала дожидаться,
за морем тем, за тридевять земель,
пропала где-то в тридесятом царстве.
Надеясь, до сих пор печалюсь, но
былого не вернуть уже обратно.
Храню еще армейское письмо:
«Я все-таки люблю тебя… как брата».
Я думаю, когда-нибудь потом
негаданная встреча состоится —
когда в Аид нас лодочник Харон
обоих переправит в водах Стикса.
«...и тихий звук растроганного слова»
(Libelle)
уже не так к твоим поступкам строг,
при каждой встрече — рай слов откровенных,
во взгляде — обожание, восторг,
поток любви — в моих прикосновеньях...
ты для меня — дыхание весны,
уже в былом горчащий дым разлуки,
и даже в дождь — погожий день, а с ним
мой каждый шаг беспечный и упругий...
уже не так в своих движеньях груб
в тоске к безумно сладкой встрече снова,
где жар объятий, ненасытность губ
и тихий звук растроганного слова...
Ее здесь нет. Разлука сердце рвет,
так тягостно отсутствие ее!
Лишь где-то в глубине пустых зеркал
тот миг, когда ее я потерял...
Ее здесь нет, а за окном весна
напомнить хочет, как же пелось нам...
Уход надежду к счастью подкосил
и без нее потерян жизни смысл...
Ее здесь нет уже, но вместе с тем
присутствие витает среди стен —
во всех вещах, следах, что не видны,
и даже в дивном запахе весны…
Ее здесь нет, ушла, недолюбив…
Господь, ты почему несправедлив,
внезапно у меня ее отняв?..
Прошу — к любимой забери меня!..
кипит весна… слегка пьянит сирень,
спать не дает безмолвными ночами...
и я тогда, отчаявшись совсем,
гоню, читая, приступы печали...
когда читаю письма от тебя,
стараюсь вспомнить все, как это сталось…
и прочь гоню ненужную усталость,
тебя сквозь бисер буковок любя...
глаза закрыв, лечу к тебе мечтой,
до самого неведомого края,
где ты, меня, ни в чём не осуждая,
так долго ждёшь, борясь в душе с зимой...
любимая!.. мне не хватает слов
чтоб выразить, как ты необходима...
к тебе стремлюсь!.. а жизнь уводит мимо...
оставив только несколько листов...
«Крестом огня по душам...» c'est la vie...
cherchez la femme... да, я нашел... но плачу...
жена чужая... мне нельзя иначе...
сказать не смею о своей любви!..
Он с ней, когда-то встретившись, простился,
но в дождь весенний вымок, заболел,
почуял смерть свою на пике криза,
казалось — силам наступил предел…
Она его любила и жалела,
ночной порою, не пугался чтоб,
когда он спал, входила в дом несмело,
склонившись, целовала нежно в лоб.
А после вытирала пыль повсюду,
готовила на кухне мастерски,
тихонько мыла грязную посуду,
стирала что-то, штопала носки.
Намаявшись немного после дела,
все ночи напролет сидела с ним,
о женщине в него влюбленной пела,
о здравии навеивала сны.
Когда его болезненно трусило,
она, боясь услышать слово «смерть»,
ложилась рядом, придавая силы,
собой пыталась чуточку согреть.
Простив себе нечаянную смелость,
под утро, чуть дыша, прощалась с ним,
но в зеркало у входа не смотрелась,
стесняясь видно старческих морщин.
Однажды он, словам во сне поверив,
набрался сил, и сам подняться смог,
ее косы страшась, входные двери
надежно запер, поменяв замок…
Музыкальное сопровождение Уматурман «Весеннее обострение»
http://www.youtube.com/watch?v=aDQn_wpEr9s
разве ж знала я, что расстанусь с тобой,
вот так запросто, будто за здрасти,
ведь не думала даже и не гадала,
что бывают такие напасти.
но однажды в весенний погожий денек
мы с тобою зашли в кафе «Огонек» —
захотелось душе развернуться.
накатила мохито я несколько раз,
потом ноги и тело пустилися в пляс,
дальше вроде кому-то заехала в глаз,
ну, а дальше — не помню, случился коллапс,
и проснулась наутро в полиции.
а потом допрос, а за ним звонок,
сердобольный сосед за меня внёс залог —
собрала манатки — да и на выход.
только вышла на улицу за воротА,
рухнул дождь, началася большая гроза,
тут и вспомнила я про тебя —
зонт японский мой «три слона»,
что в кафешке оставила.
весна проснулась, сок взбурлил —
на ветках завязь.
мы, обезумев от любви,
тайком встречались...
не знали ни моя жена,
ни ейный хахаль,
что отдавалась мне она
и как я трахал…
скажу, не тратя лишних слов,
но между нами —
ушла запретная любовь
к какой-то маме...
сломался (вспомни: «аз воздам!»)
семейный график,
я часто слышу по ночам:
«нет секса — нафик!»
мне не вернуть тех сладких дней
(а дело к лету)
как часто мог, да без затей,
и ту, и эту...
я пью, раскаявшись в вине,
и все мне мало,
утопла истина в вине —
на дне бокала...
да не гляди так на меня,
мне очень грустно,
что безнадежно потерял
большое чувство...
Что весна — не сказано, но точно не лето и не зима
Сквозь дождем размытое окно
Вижу — ты в пальто у перекрестка
на слезами зАлитых подмостках
машешь мне, как грустный клоун-мим...
Заиграло ливнево фоно,
заскулила моросяще скрипка.
Стягиваю плечи под накидкой,
сдерживая падающий мир.
.jpg)
Эту ночь мы оставим за дверью
и расстанемся мартовским утром,
ощутив легкий привкус неверия
в то, что так поступить — это мудро.
...Накануне мы вечер сыграли
как по нотам, почти безупречно:
без терзаний, вины и морали.
Я смеялась, и ты был беспечным.
Мы ведь встретились просто... случайно —
(виртуозный судьбы пируэт!),
и каприз ее слишком банальный —
нас столкнуть через тысячу лет.
Что когда-то, увы, не сложилось
в мелодичный душевный романс,
ей зачем-то теперь возомнилось
нам вручить как ещё один шанс.
Только мы не оценим подарка,
потому что другие теперь.
Будет ночь ослепительно яркой.
Утром хлестко захлопнется дверь.
Никто (особенно теперь,
в такое время)
не застрахован от потерь,
но в счастье верит...
С весной пришел великий пост
и скоро Пасха,
прошу — не надо горьких слез
струить напрасно!..
Зачем грозить и умолять
к себе вернуться?
Ведь люди сходятся опять
и расстаются...
Прошу — не надо ставить крест,
пока не сбылось.
Надеюсь, что свинья не съест
и Бог не выдаст...
Не стану ныть в углу своем,
как он — незваным
ворвался в дом ее вором
и взял обманом...
Не буду плакать (сердцем с ней,
являюсь сыном),
что Украина по весне
рассталась с Крымом…
Я верю в то, что у славян,
(за мать волнуясь)
извилин хватит тут и там —
проявим мудрость!..
Растаял в ночи тепловозный гудок,
в тревожные дали маня,
его испугавшись, рванул наутек
закат, спрятав проблеск огня...
Куда же ты сердце стремишься, постой,
Прошу — не стучи в стыки рельс!
Порадуйся этой волшебной весной
и тем, что находишься здесь…
Я знаю — потом, в неизвестность спеша,
умчится в неведомый край,
помашет когда-то платочком душа
и скажет печально: «Прощай!»…
Несколько весен училась писать
Чушь о снегах и морозе,
Чтобы тебя от депрессий спасать
Стихотвореньями в прозе.
Ты же почти ненавидел меня,
Как наркоман свою дозу.
Разве не знаешь, любовь — западня,
Крайняя степень психоза,
Что выбивает асфальт из-под ног,
Гасит лимонные луны…
Как же так просто попасться ты мог?
Ты… самый сильный и умный?
Бьётся в истерике мой телефон,
Но абонент неопознан.
Ты прогоняй меня — утренний сон —
Нынче, чтоб не было поздно.
Миг ускользания странен и дик,
Словно побег из Эдема.
Ты к расставаньям — увы(?) — не привык,
Это закрытая тема.
Спи и не слушай шуршания шин,
Ты же ни в чем не виновен.
Знай лишь, что девять — один —один —
Это мой новый номер...
Весна... цветенье цитрусовых... рай!
Глаза напротив — небо... море... бездна!
Ноги твоей коснулся невзначай…
Не вздрогнула, не сдвинулась любезно...
Мне в дочери... Нет, что-то тут не так!
Стакан слегка позвякивает, дверца...
В купе нас двое… мягкий полумрак...
Стучат — на стыках рельс вагон... и сердце.
Мне в дочери... Я, стало быть, в отцы...
Старик? Да нет!.. Гляжу на отраженье
В окне... Ну, сед слегка... черны усы...
В расцвете сил... Спокойно, друг, терпенье!..
_________
Табак кубинский... запах смоли.. ад!
Глаза напротив — мрак... загадка... темень...
Ноги моей коснулся, вздрогнул… рад?..
Не разберешь... темно... лицо, как кремень...
Разглядывает профиль мой в окне...
Как в зеркале, сплелись два отраженья...
Нет, что-то тут совсем не так!.. По мне —
Приятный флирт, взаимное круженье...
Позвякивают ложечка, стакан...
Нас двое… Обними меня за плечи!
Ну, что же ты?.. седеющий пацан...
Неужто безнадежно так застенчив?
________
Два встречных, вскрикнув радостным гудком,
Разъехались и грустно замолчали…
Один из прошлого (еще не стариком),
Другая в будущность… сердцами простучали.
Музыкальное сопровождение Океан Ельзи —Стріляй
http://www.youtube.com/watch?v=2Nkcn8m9M0M
а за окном весна, но на душе февраль —
мы в аквариуме кафе, у всех на виду за стеклом,
в петлю шарфа ныряю, чтоб тем придушить печаль,
мимо люди–гуппи потоком плывут с работы домой...
пахнет кофе, ванилью, от тебя — чужими духами,
этот запах разлуки меж нами Берлинской стеной;
я —боксер, получивший под дых, а после нокдаун —
каждой клеточкой тела я ощущаю боль...
нет, не боксер, а моллюск: то ли устрица, а то ли улитка,
где мой домик теперь — пойди-разбери,
тонкие пальцы цинично казнят салфетку —
кто-нибудь, вызовите девять-один-один
ей, наверное, тоже прескверно...
а мы сидим с тобой в кафе,
мы там зачем-то пьем вино,
и ты все говоришь, и говоришь,
никак не понимая, что второй
быть не могу я. да и первой — тоже.
Весною издалёка приехал кот сибирский,
у местных кошек вызвал огромный интерес,
приглядывался долго, по нраву выбрал киску
и ночью на чердак с ней, уговорив, залез…
Наутро после встречи подруги окружили
всю в паутине кошку: «Скажи, как он удал!»
Она: «Таки узнала, как холодно в Сибири,
как отморозил яйца и счастье потерял"…
Очарованный миром, Шекспиром воспетым,
в марте встретился с той, что меня ожидала,
как Монтекки Ромео, влюбился в Джульетту,
но любил осторожно — боялся финала…
Я, как Транио, Бьянку сосватал и сгинул —
нам расстаться пришлось… Быстро время летело,
как Петруччо, пытался смирить Катарину,
Дездемона меня превратила в Отелло…
ты ушла
и я в печали сник...
на тебя обиделся немножко…
понимаю, что весна,
гормоны, бзик…
возвращайся хоть наутро,
кошка!..
=
сев весенний…
как же тут без трат?..
возместишь, живи не беспокоясь —
будет осень…
хуже во сто крат,
если ты свою посеешь
совесть!..
=
вот и все!..
тебя я потерял…
и весна не радует отныне...
отзовись,
подай, прошу, сигнал…
дорогой мой…
телефон мобильный…
В этот день он присутствует рядом — внушение, то ли
происходит действительно времени сказочный сдвиг…
Толик твой не дождался внучонка последнего Толи —
роком бывшей войны сердце мины осколок достиг.
Ты опять в полумраке глядишь на страницы альбома,
то ли гладишь портрет, то ли трёшь неприметную пыль,
твой любимый не старится, смотрит все так же влюблённо,
не тревожа из небыли эту нелегкую быль.
Ты светлеешь лицом, с ним совместную жизнь вспоминая,
внука пледом укутав, слезу не пытаясь смахнуть,
засыпаешь, не слыша, как ночью девятого мая
то ли гром прогремел, то ли грянул далекий салют...
«Но нежданно по портьере
Пробежит сомненья дрожь, —
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь»
Б. Пастернак
Весна рыдала беспричинно,
грустя о девичьем своем,
заката позднего лучина,
чадя, погасла за окном.
Взошла луна, ожили тени,
стремясь из подпола вовне,
ростками редкостных растений
ползли зловеще по стене.
Яйца блестящая округлость
сверкнула золотом во тьме.
Мышь, испугавшись, прочь метнулась,
его своим хвостом задев.
Осколки вроссыпь, словно звезды
на небе отблеском скупым.
Проснулись Баба с Дедом... Поздно —
как впредь, не склеить скорлупы!
Не огорчилась Ряба, мудро
квохтала так: «В конце концов,
не убивайтесь, я под утро
снесу обычное яйцо».
Край неба тронула несмело,
полоской вспыхнула заря,
прогнав ночную тьму, алела,
надежду старикам даря...
=
Ряба — чудесная птица,
мир удивила весной той
(надо же так умудриться!)
снёсши яйцо с позолотой.
Курица очень старалась,
в замысле творческом сила —
сфера, овальная малость,
светом сакральным светила.
Звёзды не гасли... вернее,
вечность светила вниз свыше.
Тенью пугливою мыши
прочь прошмыгнуло мгновенье.
Сквозь червоточину бесью,
трещину дав от касанья,
лопнуло всё поднебесье
вся скорлупа Мирозданья.
Курочку не огорчила
эта недобрая новость,
веская, видно, причина,
что на куски раскололась.
Вновь подарила надежду
Стареньким Бабе и Деду:
— Прочь отгоните печали,
вытрите горькие слезы —
я сотворю все сначала,
сферу иную и звезды.
В той, что была — проку мало,
правда, красивая, в общем,
знай себе, только сверкала
эта же будет попроще…
Сталось! Хоть просто, но с тем и
(Эй, осторожно, не тисни!)
под скорлупой —
сгусток жизни,
сжато пространство и время.
tamika25: И вот пришло время назначить преемника. Думаю, все согласятся с тем, что достойным звания будущего Величества Короля будет побивший все рекорды по количеству выпадов автор Gen. Виват новому Королю! Принимайте королевство, Gen!
Часть II. Тревожная
Условия турнира от Его Величества Геннадия:
Тема: Счастливая любовь.
Форма: Любая.
Жанр: Любой.
Объем: небольшой (за исключением циклов стихов и венка сонетов).
Количество выпадов: Не ограничено.
Особые условия: Тонкий юмор и неожиданный финал (в стиле О’Генри).
Сроки: До 23:59:59 мск 14 мая.
«Прущие в гору пеняют мне, мол: “Экий неторопливый!”»
Я отвечаю: «Кто понял жисть — ходит не семеня!»
Движется лето на острова, рябью идут проливы,
Я покидаю чужие сны — ну как ты в них без меня?»
(с) О.М.
Вынув наушники, маленький привратник смотрел на валяющуюся в пыли корону и думал: «Что же будет?»
— А ничего, — сказала Волча, подобрала корону, сдула пыль и водрузила ее себе на голову.
«И правда, ничего, — понял привратник, — уходят недовольные, приходят настоящие».
— Условия и сроки хочу подкорректить, чтобы дать новый импульс рыцарям, — сказала Королева. И тут же подкорректила.
Условия турнира от Ее Высочества Волчи:
Тема: Счастье и любовь (как её и счастье понимают авторы).
Форма: Любая.
Жанр: Любой.
Объем: небольшой (за исключением циклов стихов и венка сонетов).
Количество выпадов: Не ограничено.
Особые условия: Желателен юмор и приветствуется неожиданный финал (в стиле О’Генри, Хармса или любом другом собственном стиле).
Сроки: До 23:59:59 мск 18 мая.
В помощь:
Автор: ole
| ← Предыдущая | Следующая → |
01.05.2014 | 24.04.2014 |
Читайте в этом же разделе:
24.04.2014 Шорт-лист недели 28.02–07.03.2014: Окно, открытое, как в степь
20.04.2014 Саре музыки не нужно!
19.04.2014 Шорт-лист недели 21–28.02.2014: Остановись, отдохни, взгляни на мое окно
16.04.2014 Шорт-лист недели 14–21.02.2014: Очень страшно. И небо седеет на наших глазах
15.04.2014 Шорт-лист недели 07–14.02.2014: Проползаю облаком перед твоими окнами
Комментарии
| 16.04.2014 10:02 | мау вот привратнику-то работы в этот раз было . . . красивый и большой отчёт |
| 16.04.2014 11:04 | Шы Привратник умница ( украдкой сует Привратнику в карман сбереженный кусочек шоколадки-бизона) это же такой труд! Да и рыцари молодцы,так рьяно выпадали во имя Королевы |
| 16.04.2014 16:26 | ole *грызя ляжку шоколадного бизона" |
| 16.04.2014 16:53 | Shimaim Картинки бесподобны. Особенно - мальчик. Такой сладкий -рыбкаптичкамышка:-) |
| 16.04.2014 19:52 | tamika25 Да, мои восторги по поводу турнира вообще и отчета в частности)) |
| 17.04.2014 23:18 | Helmi Тамилааааааааа, турмалиновая Мика.... и аквариум... как ты могла знать, что мне так нужен именно аквариум!и единственный на земле минерал, носящий долговечную энергию Солнца... ты мне подарила солнце навечно. я теперь втрое щастливей стала. спасибо. красивый отчет и турнир королевский. |
| 20.04.2014 13:35 | тим Оль, ну вот, теперь и ты знаешь, что такое *больше сорока картинок* (помнишь?). . .) |
| 20.04.2014 23:14 | ole Помню, конечно. |
| 27.04.2014 03:02 | marko (паубивал бы абоих) |
| 29.04.2014 12:36 | оле то-то Тима давно не видно |
| 02.05.2014 07:40 | ole Турнир в честь Геннадия закрыт по причине неуважительного отношения этого самого Геннадия к рыцарям и к Решетории вообще. |
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
