|

Мораль толпы строга, даже когда толпа эта обладает всеми пороками (Шарль Морис Талейран )
Анонсы
06.03.2016 Радостные страсти. Шорт-лист недели 29.01–05.02.2016Оставьте... читателю удовольствие почувствовать себя проницательным людоведом, разгадавшим авторскую игру... 
СТИХОТВОРЕНИЕ НЕДЕЛИ 29.01–05.02.2016:
(Номинатор: Katrin)
(5: Katrin, oMitriy, Rosa, Helmi, ole)
Дни серебристо побелели.
И белокурый иней вдруг
Одел в пушистые шинели
Ветвей томительный испуг.
И утренние перестуки
Дождей по окнам — отлегли,
Зима сдала их на поруки
Назад, в глухие ноябри.
И Север стал милей и ближе,
Прищурясь с ледяных равнин,
Где белое безмолвье лижет
Торосы из медвежьих спин —
Он сдул осеннее ненастье
И запорошил крыш металл,
И горок радостные страсти
«Ватрушками» пораскатал.
natasha: Прелестная зимняя зарисовка. Прихотливо, искусно, складно, образно — и современно, и классически одновременно. Ну, что тут еще скажешь? Меня смутили только «шинели» (показалось не совсем точным) и «томительный испуг» (чем-то повеяло знакомым, но из «другой оперы»).
ФИНАЛИСТЫ НЕДЕЛИ 29.01–05.02.2016:
(Номинатор: white-snow)
(4: pesnya, MitinVladimir, white-snow, mysha)
MitinVladimir: Ых, даешь прозы! Хорошей и много!..
natasha: «...Я вернулась ко входу в подъезд и призналась, что у меня нет ключа от ключей, и если он мне не поможет спасти ключи, то я не смогу спасти коооотика и он будет сопричастен и чтожеделать, чтожеделать нам с ним в этом жестоком мире и, может быть, у него есть какие-нибудь инструменты?...»
Очень симпатичная миниатюра, грамотная, складная, легко читается, забавная. Смутило:
долбанутым на голову, облом, ржать, х...ней — это чо за эвфемизмы? На кой, Кать? По-моему, это не ваша ЛГ. )))
«Всучил (может, здесь, все-таки, вручил?) мне свою собаку». Собака была, вероятно, на руках? Хорошо было бы, мне кажется, это уточнить.
И концовка. Володя Митин, по-моему, прав. Еще до его коммента, я тоже это сразу заметила. Оставьте, Кать, читателю удовольствие почувствовать себя проницательным людоведом, разгадавшим авторскую игру. Иначе создается впечатление, что вы держите его (читателя) за дурака, а весь рассказик написан лишь ради концовки, но, ведь это совсем не так, или, уж точно, должно быть не так. Спасибо. Улыбнул рассказик и порадовал.
(Номинатор: natasha)
(2: Romann, MashaNe)
Поскольку, так сказать, при интересе,
то соблюдают правила игры
и сообщают в электронной прессе —
пакуют чемоданы три сестры.
Они хотят пожить на том районе,
где тишина, спокойствие, уют,
где тихо пели раньше, при Кобзоне
и Лещенко, и до сих пор поют.
И вовсе не бывает листопада,
течет речушка мелкая вполне
и вишни то ли парка, то ли сада
белеют жемчугами при луне.
Белеют при ее жемчужном свете,
лилейные роняют лепестки
и те плывут. И те плывут по Лете
(так называют речку старики).
Я благодарна автору за это загадочное и многомерное (как и чеховские пьесы) стихотворение. Я вижу, ощущаю в нем самое малое четыре измерения, и все они мне близки. Здесь и реальность (просто некие немолодые женщины собираются, быть может, в эмиграцию), здесь и уход, прощание с эпохой, когда в телевизоре звучала советская эстрада, а книжки Чехова и других русских классиков (не в новеньких обложках) лежали рядом с телевизором, здесь и сдвиг, уход в прошлое ментального пласта культуры и времени (чеховских тем в тех же пьесах), здесь и воображение о неком посмертном Рае (хотя сама я в ужасе от Кобзона и Лещенко, но ради сестер своих (у меня их, как раз, две) готова потерпеть и этих ребят). Не знаю, что именно спровоцировало автора на первое четверостишие, быть может, какие-то заметки в интернете о новых прочтениях и постановках чеховских пьес, двусмысленным, неясным для меня осталось выражение «при интересе», но это не важно. Важно, что если автор и хотел вложить также и некий иной, допустим, иронический подтекст, он все равно попал в сердце, как и Чехов, который, куда бы ни целился, всегда попадает в сердце.
В общем, я поздравляю нас (Решеторию) с таким чудесным, значительным автором. Надеюсь, многие со мной согласятся. Почему-то очень хочется (уж даже не знаю почему), узнать его имя.
(Номинатор: natasha)
(1: natasha)
Время сыпется порошей мягкой верховой
по истоптанной рогоже словно бы впервой,
засыпает ночью тропы, кем-то обжиты,
тихо-тихо не со злобы, засыпай и ты.
Забывайся в чистой неге, отпусти беду,
ты за глупость не в ответе, урони дуду
из прозрачных тонких пальцев на лебяжий пух
снегового одеяльца. Огонек потух
в глубине озер, набухших от обидных слез,
поигрался милый дружка с сердцем и унес
под полою малахая в неприглядный день.
Пусть пороша засыпает подо мною тень.
Звезды крупкой опадают, трогают лицо,
на ресницах застывают тонким кружевцом,
на богатом расстегае — белым в уголках.
Засыпает, засыпает девица в снегах.
Еще одна зимняя зарисовка, однако на такой чудесной классической фольклорной подкладке, что очень захотелось обратить внимание на нее. Злата (Волча) так усилилась в последнее время, что просто — ах! и ух! — здорово. И Катрин (в листе) права: Волча стала мягче, а я добавлю: гибче, разнообразнее и даже умнее (пардон), что ли. Это стихотворение сделано талантливо, по-моему, хотя, кажется, что есть небрежности. Но, это как посмотреть, это — неоднозначно. Где грань между небрежностью и свободой выражения? — трудно поймать эту грань, например, и в этом стихотворении тоже, и, по-моему, это, как раз, одно из достоинств Таниных стихов: эта неуловимость дает ощущение спонтанной, естественной гармонии (поэтического таланта, если короче).
Ввиду вышесказанного хочу обратить внимание редакторов еще, например, и на удивительно хорошее, по-моему, стихотворение «ЗИМА».
СТАТИСТИКА НЕДЕЛИ 29.01–05.02.2016:
Номинировано: 4
Прошло в Шорт-лист: 4
Шорт-мэн: ChurA
Чудо-лоцман: Katrin
Проголосовало: 12
Чадский-Буквоед: natasha
ВПЕЧАТЛИЛО:
...Мне всегда было любопытно — а как бы распределились голоса, если бы аффторство было инкогнитовым (тим)
(всплескиваид) И вот с этими людьми я собирался строить коммунизм... Ладно, поскольку это было опубликовано офисьяльно, то и я, думаю, никого этим не обижу. Чего только ни сделаешь за ради приближения поклонников к ихним кумирам) http://www.netslova.ru/penkov/vecher.html (MitinVladimir)
Меня, например, сильно впечатлило... да нет, не членство этого автора в Союзе российских писателей, а наше с ним землячество. Мы земляки, оказуеццо, да. Несмотря на то, что я не рождалсо там, где родился Влад, а он особо не жил там, где долго жил я. Приятный момент. Во как (тим)
Автор: marko
Читайте в этом же разделе: 05.03.2016 Шабудинова в целлофане. Шорт-лист-месяца 01–29.01.2016 02.03.2016 Овца как символ. Шорт-лист недели 25.12.2015–01.01.2016 01.03.2016 У нас все ходы записаны! 28.02.2016 Темные стороны наших девчонок. Итоги «OtvertkaFest-2015» 24.02.2016 Мадам, что приключилось? Итоги турнира № 69
К списку
Комментарии
| 06.03.2016 11:12 | кэт Под такой нежной-белоснежной картинкой с зимой-победительницей. . . Такая. . . эээ девочка). У неё ж по глазьям видно, что ножик в ручках держит. Или стамеску). Страаааашно). | | | 06.03.2016 17:57 | marko Или веточку :))) | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Здесь, на земле,
где я впадал то в истовость, то в ересь,
где жил, в чужих воспоминаньях греясь,
как мышь в золе,
где хуже мыши
глодал петит родного словаря,
тебе чужого, где, благодаря
тебе, я на себя взираю свыше,
уже ни в ком
не видя места, коего глаголом
коснуться мог бы, не владея горлом,
давясь кивком
звонкоголосой падали, слюной
кропя уста взамен кастальской влаги,
кренясь Пизанской башнею к бумаге
во тьме ночной,
тебе твой дар
я возвращаю – не зарыл, не пропил;
и, если бы душа имела профиль,
ты б увидал,
что и она
всего лишь слепок с горестного дара,
что более ничем не обладала,
что вместе с ним к тебе обращена.
Не стану жечь
тебя глаголом, исповедью, просьбой,
проклятыми вопросами – той оспой,
которой речь
почти с пелен
заражена – кто знает? – не тобой ли;
надежным, то есть, образом от боли
ты удален.
Не стану ждать
твоих ответов, Ангел, поелику
столь плохо представляемому лику,
как твой, под стать,
должно быть, лишь
молчанье – столь просторное, что эха
в нем не сподобятся ни всплески смеха,
ни вопль: «Услышь!»
Вот это мне
и блазнит слух, привыкший к разнобою,
и облегчает разговор с тобою
наедине.
В Ковчег птенец,
не возвратившись, доказует то, что
вся вера есть не более, чем почта
в один конец.
Смотри ж, как, наг
и сир, жлоблюсь о Господе, и это
одно тебя избавит от ответа.
Но это – подтверждение и знак,
что в нищете
влачащий дни не устрашится кражи,
что я кладу на мысль о камуфляже.
Там, на кресте,
не возоплю: «Почто меня оставил?!»
Не превращу себя в благую весть!
Поскольку боль – не нарушенье правил:
страданье есть
способность тел,
и человек есть испытатель боли.
Но то ли свой ему неведом, то ли
ее предел.
___
Здесь, на земле,
все горы – но в значении их узком -
кончаются не пиками, но спуском
в кромешной мгле,
и, сжав уста,
стигматы завернув свои в дерюгу,
идешь на вещи по второму кругу,
сойдя с креста.
Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.
Как на сопле,
все виснет на крюках своих вопросов,
как вор трамвайный, бард или философ -
здесь, на земле,
из всех углов
несет, как рыбой, с одесной и с левой
слиянием с природой или с девой
и башней слов!
Дух-исцелитель!
Я из бездонных мозеровских блюд
так нахлебался варева минут
и римских литер,
что в жадный слух,
который прежде не был привередлив,
не входят щебет или шум деревьев -
я нынче глух.
О нет, не помощь
зову твою, означенная высь!
Тех нет объятий, чтоб не разошлись
как стрелки в полночь.
Не жгу свечи,
когда, разжав железные объятья,
будильники, завернутые в платья,
гремят в ночи!
И в этой башне,
в правнучке вавилонской, в башне слов,
все время недостроенной, ты кров
найти не дашь мне!
Такая тишь
там, наверху, встречает златоротца,
что, на чердак карабкаясь, летишь
на дно колодца.
Там, наверху -
услышь одно: благодарю за то, что
ты отнял все, чем на своем веку
владел я. Ибо созданное прочно,
продукт труда
есть пища вора и прообраз Рая,
верней – добыча времени: теряя
(пусть навсегда)
что-либо, ты
не смей кричать о преданной надежде:
то Времени, невидимые прежде,
в вещах черты
вдруг проступают, и теснится грудь
от старческих морщин; но этих линий -
их не разгладишь, тающих как иней,
коснись их чуть.
Благодарю...
Верней, ума последняя крупица
благодарит, что не дал прилепиться
к тем кущам, корпусам и словарю,
что ты не в масть
моим задаткам, комплексам и форам
зашел – и не предал их жалким формам
меня во власть.
___
Ты за утрату
горазд все это отомщеньем счесть,
моим приспособленьем к циферблату,
борьбой, слияньем с Временем – Бог весть!
Да полно, мне ль!
А если так – то с временем неблизким,
затем что чудится за каждым диском
в стене – туннель.
Ну что же, рой!
Рой глубже и, как вырванное с мясом,
шей сердцу страх пред грустною порой,
пред смертным часом.
Шей бездну мук,
старайся, перебарщивай в усердьи!
Но даже мысль о – как его! – бессмертьи
есть мысль об одиночестве, мой друг.
Вот эту фразу
хочу я прокричать и посмотреть
вперед – раз перспектива умереть
доступна глазу -
кто издали
откликнется? Последует ли эхо?
Иль ей и там не встретится помеха,
как на земли?
Ночная тишь...
Стучит башкой об стол, заснув, заочник.
Кирпичный будоражит позвоночник
печная мышь.
И за окном
толпа деревьев в деревянной раме,
как легкие на школьной диаграмме,
объята сном.
Все откололось...
И время. И судьба. И о судьбе...
Осталась только память о себе,
негромкий голос.
Она одна.
И то – как шлак перегоревший, гравий,
за счет каких-то писем, фотографий,
зеркал, окна, -
исподтишка...
и горько, что не вспомнить основного!
Как жаль, что нету в христианстве бога -
пускай божка -
воспоминаний, с пригоршней ключей
от старых комнат – идолища с ликом
старьевщика – для коротанья слишком
глухих ночей.
Ночная тишь.
Вороньи гнезда, как каверны в бронхах.
Отрепья дыма роются в обломках
больничных крыш.
Любая речь
безадресна, увы, об эту пору -
чем я сумел, друг-небожитель, спору
нет, пренебречь.
Страстная. Ночь.
И вкус во рту от жизни в этом мире,
как будто наследил в чужой квартире
и вышел прочь!
И мозг под током!
И там, на тридевятом этаже
горит окно. И, кажется, уже
не помню толком,
о чем с тобой
витийствовал – верней, с одной из кукол,
пересекающих полночный купол.
Теперь отбой,
и невдомек,
зачем так много черного на белом?
Гортань исходит грифелем и мелом,
и в ней – комок
не слов, не слез,
но странной мысли о победе снега -
отбросов света, падающих с неба, -
почти вопрос.
В мозгу горчит,
и за стеною в толщину страницы
вопит младенец, и в окне больницы
старик торчит.
Апрель. Страстная. Все идет к весне.
Но мир еще во льду и в белизне.
И взгляд младенца,
еще не начинавшего шагов,
не допускает таянья снегов.
Но и не деться
от той же мысли – задом наперед -
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.
март – апрель 1970
|
|