| 
     
Молчи или говори что-нибудь получше молчания (Пифагор) 
Обзоры 
26.05.2009 К западу от одиночества«Быть может, все в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов» - тезис несомненный. Но столь же убедительно и обратное: стихи — средство для жизни. 
 
- «Быть может, все в жизни лишь средство 	для ярко-певучих стихов» - тезис 	несомненный. Но столь же убедительно 	и обратное: стихи — средство для жизни. 	Шире — литература вообще, просто поэзия 	легче запоминается, потому стихи, 	написанные и прочитанные на родном 	языке, действуют раньше и прямее. Как 	музыка — внутривенно.
 -  	По вторгавшимся в тебя стихам можно 	выстроить свою жизнь — нагляднее, чем 	по событиям биографии: пульсирующие в 	крови, тикающие в голове строчки задевают 	и подсознание, выводят его на твое 	обозрение.
 -  	Стихи — перевязочный материал, которым 	Бог закрывает нарывы и порезы бытия, 	выигрывая у быта еще одну кровавую 	битву. Мандельштамовский хрусталь, 	разбивающий логику, Пастернаковский 	март с обуглившимися грушами грачей, 	Маринины бессонницы, макондо Маргариты 	Ротко, не доехавший в Тамбов мальчик 	Ярослава Прилепского, ильинский родник 	Валерия Волкова, звезда Бенетнаш Антона 	Стрижака проникают внутрь нас, оставляя 	следы , подобные ноющим к непогоде 	шрамам.
 -  	
 
   
 
- Три шага сделало одиночество по ленте 	произведений навстречу тем, кто смог 	услышать и разделить. Четыре непохожих 	автора рассказали о своей пустоте, об 	ожидании чуда, в котором позвоночник 	кресла превращается в изгиб родной 	спины.
 -  	Одиночество Serjan 	— незамысловатое, общечеловеческое; 	одиночество,  которому охотно веришь 	и легко сочувствуешь. Простота формы 	соседствует с простотой мысли и потому 	без труда находит отклик у большинства 	читателей:
 -  	
 
 - Любимые уходят… 
 
Не из дома,  
а 	тихо исчезают из души…  
Проклятый 	телефон в сердцах изломан  
и не хотят 	писать карандаши!  
 
Кому звонить? 	 
Кому писать? – Все тщетно!  
В пустой 	квартире эхом бродит звук.  
В углы, 	как в паутину, незаметно  
вползает 	одиночество–паук.  
 
Ты вдруг поймёшь 	– отчаянно и страшно,  
что ты один… 	 
один среди теней,  
начнёшь метаться 	в памяти вчерашней 
и будет больно... 
с 	каждым днём больней! 
 
Настанет час, 	когда в тоске невольной,  
отчаяньем 	весь мир разворошив, 
ты крикнешь так, 	что станет сердцу больно: 
«Не 	исчезай! 
…Хотя бы из души…» -  	
 
 - Одиночество Дмитрия 	Чернышкова скорее повествовательное: 	без надрыва, как бы со стороны, рассказывает 	он о дне, пустом, как лопнувший воздушный 	шарик . Может, именно за это достойное 	спокойствие ЛГ  хочется не жалеть, а 	любить:
 -  	
 
 - Бывает, ждёшь письма или звонка 	–
 
письмо не шлют, звонок не поступает. 
Так 	день проходит, вечер наступает, 
а ты 	куда-то смотришь из окна: 
ты смотришь 	вдаль, зачем-то смотришь вниз, 
а чуть 	вернёшься к брошенному делу, 
как 	примеряешь к собственному телу 
одежды 	сна на молниях ресниц… 
Ну так и быть, 	немного подождём. 
 
…Лежит себе, 	прохожим не мешает 
не то кондом, не 	то воздушный шарик 
на чёрном тротуаре 	под дождём. -  	  	
  
- Одиночество Анны 	Маркиной— чеканное, эксклюзивное, 	почти осязаемое; то беспросветное до 	отчаяния, то хладнокровное до озноба. 	Каждой строчкой проникая в подсознание, 	оно не сходит с ума, а сводит:
 -  	
 
 - Что при входе в дом, что от пары глотков 	абсента
 
обдает тебя одиночеством… 	чаще, тоньше, 
так безбрежно, липко, 	что сто процентов  
не осилишь, блин, 	и утонешь, 
 
и сгниешь в холодных 	своих простынях под вечер 
на отшибе 	жизни в бездарных своих Сокольниках 
и 	ни капли времени… только вечность, 
и 	тепла тебе, что покойнику 
 
тот, 	который главный, не выделил даже грамма 
и 	в пыли шкафов молью съеденной быть - 	судьба твоя, 
потому что внутреннюю 	программу 
не настроили 	вырабатывать 
 
согревающей обстоятельной 	эйфории; 
в лучшем случае, компилируешь 	стих и колкости 
оттого, что в прошлом 	перемудрила 
с неоправданными 	знакомствами, 
 
с теми, кто бросается 	в ноги тебе, как море, 
прижигает каждый 	нерв тебе, словно йод, 
но, как водится, 	безобразно скоро 
оставляет и предает, 
 
а 	потом тебе продырявливает обшивку 
о 	случайный мотивчик песни с его 	будильника 
о зубную щетку, подъездный 	шифр, 
ключ, забытый на холодильнике; 
 
над 	кроватью море тоски щиплет мякоть 	ран, 
ты листаешь мысли, странички, 	журналы, фото, чем 
безысходней, - лучше… 	и ждешь утра, 
опрокинувшегося в 	форточку. -  	
 
 
  
Если оставить в комнате молекулы мороза и ампулы дождя, бумажные листы....., закрыть её на ключ, то от стихотворения Маргариты Ротко останутся только две последние строчки, которые, может случиться, заговорят, перебивая все остальные слова и буквы. Да и как иначе, если в них умещается вся мощь произведения, и лиши их привычного окружения, они не потеряют своей силы, вызывая у читающего слезы, переходящие в плач, который и есть — сплошная гласная: 
я вспомнила 
у меня сегодня 
кожаное бельё и ошейник 
если сбросить их быстро 
пожалуй сойдёт за вспышку 
чешуек эфы 
главное очень быстро 
иначе 
я не вынесу замирания керамических букв в воздухе 
даже если это всего на одну долю секунды 
её хватит 
чтобы рассмотреть огромную морщинистую пятку 
нависающую над крошевом 
и испугаться 
вдруг оцарапается? 
вдруг захочет вскрикнуть? 
 
где вы гласные 
где 
  
В конце жизни Пастернак написал: «Я не люблю своего стиля до 1940 года...Я забывал, что слова сами по себе могут что-то заключать и значить, помимо побрякушек, которыми их увешали...Музыка слова — явление совсем не акустическое и состоит не в благозвучии гласных и согласных, отдельно взятых, а в соотношении значения речи и её звучания».  Это удтверждение универсально для любых видов литературы, так как музыка слова как явление акустическое еще нелепее звучит в не защищенной ритмом и рифмой прозе. Еще смешнее там метафорический переизбыток. Но в стихах чаще стилистические красоты превращаются в жеманную улыбку: 
Всех сказочных рыб закатали в стеклянные банки. 
Всех маленьких принцев сослали на Западный фронт. 
И вот уже осень - пропойца и хулиганка - 
С улыбкой недоброй встречает меня у ворот. 
А я не хочу. Мне б остаться у стен Назарета, 
Где горькие ландыши утро целуют взасос. 
Но здесь тишина, и беззвучная музыка эта 
Бессовестно землю и небо доводит до слез. 
И слезы бегут по траве и по бритым деревьям. 
И листья-сиротки танцуют печальные па... 
А осень напьется портвейна, дичась и зверея. 
А после на ветоши белой уляжется спать. 
Обилие сладковатых образов заслоняет, а то и вовсе вытесняет смысловое значение произведения. У читателя рождается закономерный вопрос: а есть ли что сказать поэту?...У позднего Пастернака — ни одной туберозы. 
«...и пришел к своим и свои не приняли его...» Когда Оле писала стихотворение ###, ей очень хотелось верить в то, что среди «чужих» Христу язычников нашелся  один, уверовавший в Бога во время Голгофской казни. Оля создала пронзительный стих, не зная о Лонгине, римском воине, который, неся службу в Иудее под началом прокуратора Понтия Пилата, командовал отрядом, стоящим на страже вокруг Голгофы, у самого подножия святого Креста. Будучи свидетелем последних мгновений земной жизни Господа, страшных знамений, Лонгин уверовал во Христа и всенародно исповедал, что « воистину — это Сын Божий» (Мф.27, 54). На мой взгляд, это еще раз доказывает существование так называемой поэтической интуиции, присущей талантливым авторам. 
 
  
Мальчик с девочкой идут по пляжу. 
Оба молчат. 
Мальчик застенчиво загребает песок босою ногой. 
Девочка прикрывает глаза,  
он целует её и сразу краснеет:  
«Я больше не буду».  
 
(Мальчик станет известен, 
имя девочки никто и не вспомнит.) 
 
Август четырнадцатого года,  
добрый и радостный мир. 
Через месяц кончится лето,  
мальчик уедет, 
и они не увидятся больше. 
 
(Мальчик станет известен, 
имя девочки установят биографы.) 
 
Обоим перепадёт по кусочку счастья. 
Мальчик останется одинок, 
девочку многажды бросят, 
и тех, кого они ждут, они не дождутся. 
В своё последнее утро 
он так ясно увидит её и улыбнётся во сне…  
 
(Мальчик станет известен, 
девочка его и не вспомнит.) 
 
Девочка, что же ты плачешь?  
Ты ещё будешь счастлива, 
обещаю тебе: ты ещё будешь счастлива, – 
слышишь? – ты ещё будешь счастлива. 
А мальчик – больше не будет… 
Так любимые, лишенные взгляда в упор, возрастая в далекой перспективе, превращаются в символ, знак, лирический канон. Подобное произошло с байроновской Августой, позже — с Мариной Басмановой, возлюбленной Бродского, которой он посвятил каждый из стихов «Новых стансов к Августе», что стало беспрецедентным явлением в мировой поэзии. Время противопоказано любви и любые чувства неизбежно гаснут, измена становится метафорой. Насильственно прерванная, а не естественно затухшая любовь помноженная на время и дальность расстояния переплавляет чувства в строки, которые остаются в вечности, но не делают автора счастливее. 
Творчество Веры Бутко, обычной поэтессы (как она сама себя называет), достаточно противоречиво и на первый взгляд — простовато. На самом деле: не нужно быть финалистом Илья-премиии, чтобы зарифмовать  горчащее-настоящее, ложечкой-понемножечку, кошки-ладошки. Но не торопитесь с выводами: для того, чтобы оценить Веру по достоинству, нужно прочесть её целиком,  и обнаружить соседствующие с наивными рифмами сочные образы и глубокие мысли, а наткнувшись на «Апокалиптическое «или «Землетрясение» убедиться: Вера — поэт и незаурядная личность: 
 
Понатертым дорогам не хватит земли, 
Понаделанным детям не хватит имен, 
И поднимутся в воздух с воды корабли, 
И останутся в небе до лучших времен, 
Проигравшим бойцам недостанет вина, 
Перезревшим юнцам недостанет любви, 
Понастроим домов - что ни дом, то стена, 
Понарубим церквей - все на чьей-то крови, 
Понаставим силков - да под каждую сеть, 
Понароем могил - да под каждую мать, 
Пересохшее горло откажется петь, 
Пережившая память откажется знать, 
Полыхнет горизонт, покачнется волна, 
Повернется Господь к этой каше спиной, 
И наступит потоп, Судный день и война... 
 
...Ты придешь попрощаться со мною одной. 
  Автор: Sarah
 Читайте в этом же разделе: 22.04.2009 Выпадая в Ветербург. О стихах отца Митрия 24.03.2009 Железнодорожный сплин, или Море, которое мы проспали 16.03.2009 О «непонятностях» в стихах и новых авторах на Решетории 15.02.2009 Очень странное явление... 15.01.2009 Плоть опечалена...
  К списку
 
 Комментарии
 |  | 26.05.2009 19:15 | Volcha Наконец-то обзор. Спасибо, прочитала с большим интересом.  |   |   |  | 26.05.2009 20:14 | песня ну ты же какая умничко!  |   |   |  | 26.05.2009 21:44 | ie со спасибом Наташа, такие обзоры надо пописывать именем, а не образом  |   |   |  | 26.05.2009 22:17 | IRIHA Ну, дождались! 
 
Ты, как всегда, объективна и многогранна в своих обзорах. Их читать - даже выше удовольствия.  
 
Хотя... я все обзоры люблю, всех наших обозревателей)))) И ценю ваш труд! Вот!  |   |   |  | 26.05.2009 23:08 | SukinKot Хороший обзор, Сарк (и это не лесть). Я как будто другими глазами взглянул на уже читанные раньше стихи. К примеру, на стих Лаута и ОседлавМечту. Что до Сержана, то работы этого, скажем так, не самого слабого автора, еще никто из наших не рассматривал. И у меня тоже лапы не доходили. В общем, ты малатца.  |   |   |  | 26.05.2009 23:21 | SukinKot Однако, ты критична к своим стихам, и это правильно. Но, знаешь какая занятная фишка? Любая резкая критика может убить, и самокритика - то же самое.  |   |   |  | 26.05.2009 23:21 | SukinKot Вот.  |   |   |  | 27.05.2009 00:19 | marko Одному - холоднее, зато упоенье простором 
вызывает все чаще и чаще словам вопреки 
ощущенье покоя, когда перед мысленным взором 
над закатным огнем возникают мечты ледники. 
 
Хорошая тема - благодатная.  |   |   |  | 27.05.2009 02:42 | Cherry Спасибо, Сара.  |   |   |  | 27.05.2009 08:29 | Max За Веру и ее стих — отдельное thank U...  |   |   |  | 27.05.2009 21:56 | Sarah ну, я не знаю... 
спасибо Питеру Вайлю, наверное 
и его "Стихам обо мне"  |   |   |  | 29.05.2009 01:14 | Rosa хорошая  |   |   |  | 29.05.2009 16:39 | Serjan Благодарю автора обзора за содержательность и умение увидеть в простых строчках непростое содержание. Не всякому дано...  |   |   |  | 31.05.2009 14:45 | OsedlavMechtu В одном только заглавии сколько поэзии! ;) 
а уж в самом обзоре... ммм ))  |   |       Оставить комментарий
    Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию. 
      | 
    
        
          Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот! 
Кобаяси Исса  		  
            
          
                      
	        
 Авторизация 
 Камертон
1 
 
Приснился раз, бог весть с какой причины, 
Советнику Попову странный сон: 
Поздравить он министра в именины 
В приемный зал вошел без панталон; 
Но, впрочем, не забыто ни единой 
Регалии; отлично выбрит он; 
Темляк на шпаге; всё по циркуляру — 
Лишь панталон забыл надеть он пару. 
 
2 
 
И надо же случиться на беду, 
Что он тогда лишь свой заметил иромах, 
Как уж вошел. «Ну, — думает, — уйду!» 
Не тут-то было! Уж давно в хоромах. 
Народу тьма; стоит он на виду, 
В почетном месте; множество знакомых 
Его увидеть могут на пути — 
«Нет, — он решил, — нет, мне нельзя уйти! 
 
3 
 
А вот я лучше что-нибудь придвину 
И скрою тем досадный мой изъян; 
Пусть верхнюю лишь видят половину, 
За нижнюю ж ответит мне Иван!» 
И вот бочком прокрался он к камину 
И спрятался по пояс за экран. 
«Эх, — думает, — недурно ведь, канальство! 
Теперь пусть входит высшее начальство!» 
 
4 
 
Меж тем тесней всё становился круг 
Особ чиновных, чающих карьеры; 
Невнятный в аале раздавался звук; 
И все принять свои старались меры, 
Чтоб сразу быть замеченными. Вдруг 
В себя втянули животы курьеры, 
И экзекутор рысью через зал, 
Придерживая шпагу, пробежал. 
 
5 
 
Вошел министр. Он видный был мужчина, 
Изящных форм, с приветливым лицом, 
Одет в визитку: своего, мол, чина 
Не ставлю я пред публикой ребром. 
Внушается гражданством дисциплина, 
А не мундиром, шитым серебром, 
Всё зло у нас от глупых форм избытка, 
Я ж века сын — так вот на мне визитка! 
 
6 
 
Не ускользнул сей либеральный взгляд 
И в самом сне от зоркости Попова. 
Хватается, кто тонет, говорят, 
За паутинку и за куст терновый. 
«А что, — подумал он, — коль мой наряд 
Понравится? Ведь есть же, право слово, 
Свободное, простое что-то в нем! 
Кто знает! Что ж! Быть может! Подождем!» 
 
7 
 
Министр меж тем стан изгибал приятно: 
«Всех, господа, всех вас благодарю! 
Прошу и впредь служить так аккуратно 
Отечеству, престолу, алтарю! 
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна? 
Я в переносном смысле говорю: 
Мой идеал полнейшая свобода — 
Мне цель народ — и я слуга народа! 
 
8 
 
Прошло у нас то время, господа, — 
Могу сказать; печальное то время, — 
Когда наградой пота и труда 
Был произвол. Его мы свергли бремя. 
Народ воскрес — но не вполне — да, да! 
Ему вступить должны помочь мы в стремя, 
В известном смысле сгладить все следы 
И, так сказать, вручить ему бразды. 
 
9 
 
Искать себе не будем идеала, 
Ни основных общественных начал 
В Америке. Америка отстала: 
В ней собственность царит и капитал. 
Британия строй жизни запятнала 
Законностью. А я уж доказал: 
Законность есть народное стесненье, 
Гнуснейшее меж всеми преступленье! 
 
10 
 
Нет, господа! России предстоит, 
Соединив прошедшее с грядущим, 
Создать, коль смею выразиться, вид, 
Который называется присущим 
Всем временам; и, став на свой гранит, 
Имущим, так сказать, и неимущим 
Открыть родник взаимного труда. 
Надеюсь, вам понятно, господа?» 
 
11 
 
Раадался в зале шепот одобренья, 
Министр поклоном легким отвечал, 
И тут же, с видом, полным снисхожденья, 
Он обходить обширный начал зал: 
«Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья 
Семеновна? Давно не заезжал 
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич! 
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!» 
 
12 
 
Стоял в углу, плюгав и одинок, 
Какой-то там коллежский регистратор. 
Он и к тому, и тем не пренебрег: 
Взял под руку его: «Ах, Антипатор 
Васильевич! Что, как ваш кобелек? 
Здоров ли он? Вы ездите в театор? 
Что вы сказали? Всё болит живот? 
Aх, как мне жаль! Но ничего, пройдет!» 
 
13 
 
Переходя налево и направо, 
Свои министр так перлы расточал; 
Иному он подмигивал лукаво, 
На консоме другого приглашал 
И ласково смотрел и величаво. 
Вдруг на Попова взор его упал, 
Который, скрыт экраном лишь по пояс, 
Исхода ждал, немного беспокоясь. 
 
14 
 
«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь! 
Так, так и есть! Его мы точность знаем! 
Но отчего ж он виден мне не весь? 
И заслонен каким-то попугаем? 
Престранная выходит это смесь! 
Я любопытством очень подстрекаем 
Увидеть ваши ноги... Да, да, да! 
Я вас прошу, пожалуйте сюда!» 
 
15 
 
Колеблясь меж надежды и сомненья: 
Как на его посмотрят туалет, — 
Попов наружу вылез. В изумленье 
Министр приставил к глазу свой дорнет. 
«Что это? Правда или наважденье? 
Никак, на вас штанов, любезный, нет?» — 
И на чертах изящно-благородных 
Гнев выразил ревнитель прав народных. 
 
16 
 
«Что это значит? Где вы рождены? 
В Шотландии? Как вам пришла охота 
Там, за экраном снять с себя штаны? 
Вы начитались, верно, Вальтер Скотта? 
Иль классицизмом вы заражены? 
И римского хотите патриота 
Изобразить? Иль, боже упаси, 
Собой бюджет представить на Руси?» 
 
17 
 
И был министр еще во гневе краше, 
Чем в милости. Чреватый от громов 
Взор заблестел. Он продолжал: «Вы наше 
Доверье обманули. Много слов 
Я тратить не люблю». — «Ва-ва-ва-ваше 
Превосходительство! — шептал Попов. — 
Я не сымал... Свидетели курьеры, 
Я прямо так приехал из квартеры!» 
 
18 
 
«Вы, милостивый, смели, государь, 
Приехать так? Ко мне? На поздравленье? 
В день ангела? Безнравственная тварь! 
Теперь твое я вижу направленье! 
Вон с глаз моих! Иль нету — секретарь! 
Пишите к прокурору отношенье: 
Советник Тит Евсеев сын Попов 
Все ниспровергнуть власти был готов. 
 
19 
 
Но, строгому благодаря надзору 
Такого-то министра — имярек — 
Отечество спаслось от заговору 
И нравственность не сгинула навек. 
Под стражей ныне шлется к прокурору 
Для следствия сей вредный человек, 
Дерзнувший снять публично панталоны. 
Да поразят преступника законы! 
 
20 
 
Иль нет, постойте! Коль отдать под суд, 
По делу выйти может послабленье, 
Присяжные-бесштанники спасут 
И оправдают корень возмущенья; 
Здесь слишком громко нравы вопиют — 
Пишите прямо в Третье отделенье: 
Советник Тит Евсеев сын Попов 
Все ниспровергнуть власти был готов. 
 
21 
 
Он поступил законам так противно, 
На общество так явно поднял меч, 
Что пользу можно б административно 
Из неглиже из самого извлечь. 
Я жертвую агентам по две гривны, 
Чтобы его — но скрашиваю речь, — 
Чтоб мысли там внушить ему иные. 
Затем ура! Да здравствует Россия!» 
 
22 
 
Министр кивнул мизинцем. Сторожа 
Внезапно взяли под руки Попова. 
Стыдливостью его не дорожа, 
Они его от Невского, Садовой, 
Средь смеха, крика, чуть не мятежа, 
К Цепному мосту привели, где новый 
Стоит, на вид весьма красивый, дом, 
Своим известный праведным судом. 
 
23 
 
Чиновник по особым порученьям, 
Который их до места проводил, 
С заботливым Попова попеченьем 
Сдал на руки дежурному. То был 
Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем, 
Со львиной физьономией, носил 
Мальтийский крест и множество медалей, 
И в душу взор его влезал всё далей. 
 
24 
 
В каком полку он некогда служил, 
В каких боях отличен был как воин, 
За что свой крест мальтийский получил 
И где своих медалей удостоен — 
Неведомо. Ехидно попросил 
Попова он, чтобы тот был спокоен, 
С улыбкой указал ему на стул 
И в комнату соседнюю скользнул. 
 
25 
 
Один оставшись в небольшой гостиной, 
Попов стал думать о своей судьбе: 
«А казус вышел, кажется, причинный! 
Кто б это мог вообразить себе? 
Попался я в огонь, как сноп овинный! 
Ведь искони того еще не бе, 
Чтобы меня кто в этом виде встретил, 
И как швейцар проклятый не заметил!» 
 
26 
 
Но дверь отверзлась, и явился в ней 
С лицом почтенным, грустию покрытым, 
Лазоревый полковник. Из очей 
Катились слезы по его ланитам. 
Обильно их струящийся ручей 
Он утирал платком, узором шитым, 
И про себя шептал: «Так! Это он! 
Таким он был едва лишь из пелён! 
 
27 
 
О юноша! — он продолжал, вздыхая 
(Попову было с лишком сорок лет), — 
Моя душа для вашей не чужая! 
Я в те года, когда мы ездим в свет, 
Знал вашу мать. Она была святая! 
Таких, увы! теперь уж боле нет! 
Когда б она досель была к вам близко, 
Вы б не упали нравственно так низко! 
 
28 
 
Но, юный друг, для набожных сердец 
К отверженным не может быть презренья, 
И я хочу вам быть второй отец, 
Хочу вам дать для жизни наставленье. 
Заблудших так приводим мы овец 
Со дна трущоб на чистый путь спасенья. 
Откройтесь мне, равно как на духу: 
Что привело вас к этому греху? 
 
29 
 
Конечно, вы пришли к нему не сами, 
Характер ваш невинен, чист и прям! 
Я помню, как дитёй за мотыльками 
Порхали вы средь кашки по лугам! 
Нет, юный друг, вы ложными друзьями 
Завлечены! Откройте же их нам! 
Кто вольнодумцы? Всех их назовите 
И собственную участь облегчите! 
 
30 
 
Что слышу я? Ни слова? Иль пустить 
Уже успело корни в вас упорство? 
Тогда должны мы будем приступить 
Ко строгости, увы! и непокорство, 
Сколь нам ни больно, в вас искоренить! 
О юноша! Как сердце ваше черство! 
В последний раз: хотите ли всю рать 
Завлекших вас сообщников назвать?» 
 
31 
 
К нему Попов достойно и наивно: 
«Я, господин полковник, я бы вам 
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно... 
Возможно ли сообщничество там, 
Где преступленье чисто негативно? 
Ведь панталон-то не надел я сам! 
И чем бы там меня вы ни пугали — 
Другие мне, клянусь, не помогали!» 
 
32 
 
«Не мудрствуйте, надменный санкюлот! 
Свою вину не умножайте ложью! 
Сообщников и гнусный ваш комплот 
Повергните к отечества подножью! 
Когда б вы знали, что теперь вас ждет, 
Вас проняло бы ужасом и дрожью! 
Но дружбу вы чтоб ведали мою, 
Одуматься я время вам даю! 
 
33 
 
Здесь, на столе, смотрите, вам готово 
Достаточно бумаги и чернил: 
Пишите же — не то, даю вам слово: 
Чрез полчаса вас изо всех мы сил...«» 
Тут ужас вдруг такой объял Попова, 
Что страшную он подлость совершил: 
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!) 
Имен невинных многие десятки! 
 
34 
 
Явились тут на нескольких листах: 
Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы, 
Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах, 
Потанчиков, Гудям-Бодай-Корова, 
Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх, 
Грай-Жеребец, Бабиов, Ильин, Багровый, 
Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих, 
Бурдюк-Лишай — и множество других. 
 
35 
 
Попов строчил сплеча и без оглядки, 
Попались в список лучшие друзья; 
Я повторю: как люди в страхе гадки — 
Начнут как бог, а кончат как свинья! 
Строчил Попов, строчил во все лопатки, 
Такая вышла вскоре ектенья, 
Что, прочитав, и сам он ужаснулся, 
Вскричал: «Фуй! Фуй!» задрыгал — 
и проснулся. 
 
36 
 
Небесный свод сиял так юн я нов, 
Весенний день глядел в окно так весел, 
Висела пара форменных штанов 
С мундиром купно через спинку кресел; 
И в радости уверился Попов, 
Что их Иван там с вечера повесил, — 
Одним скачком покинул он кровать 
И начал их в восторге надевать. 
 
37 
 
«То был лишь сон! О, счастие! О, радость! 
Моя душа, как этот день, ясна! 
Не сделал я Бодай-Корове гадость! 
Не выдал я агентам Ильина! 
Не наклепал на Савича! О, сладость! 
Мадам Гриневич мной не предана! 
Страженко цел, и братья Шулаковы 
Постыдно мной не ввержены в оковы!» 
 
38 
 
Но ты, никак, читатель, восстаешь 
На мой рассказ? Твое я слышу мненье: 
Сей анекдот, пожалуй, и хорош, 
Но в нем сквозит дурное направленье. 
Всё выдумки, нет правды ни на грош! 
Слыхал ли кто такое обвиненье, 
Что, мол, такой-то — встречен без штанов, 
Так уж и власти свергнуть он готов? 
 
39 
 
И где такие виданы министры? 
Кто так из них толпе кадить бы мог? 
Я допущу: успехи наши быстры, 
Но где ж у нас министер-демагог? 
Пусть проберут все списки и регистры, 
Я пять рублей бумажных дам в залог; 
Быть может, их во Франции немало, 
Но на Руси их нет — и не бывало! 
 
40 
 
И что это, помилуйте, за дом, 
Куда Попов отправлен в наказанье? 
Что за допрос? Каким его судом 
Стращают там? Где есть такое зданье? 
Что за полковник выскочил? Во всем, 
Во всем заметно полное незнанье 
Своей страны обычаев и лиц, 
Встречаемое только у девиц. 
 
41 
 
А наконец, и самое вступленье: 
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том, 
Чтоб в день такой, когда на поздравленье 
К министру все съезжаются гуртом, 
С Поповым вдруг случилось помраченье 
И он таким оделся бы шутом? 
Забыться может галстук, орден, пряжка — 
Но пара брюк — нет, это уж натяжка! 
 
42 
 
И мог ли он так ехать? Мог ли в зал 
Войти, одет как древние герои? 
И где резон, чтоб за экран он стал, 
Никем не зрим? Возможно ли такое? 
Ах, батюшка-читатель, что пристал?! 
Я не Попов! Оставь меня в покое! 
Резон ли в этом или не резон — 
Я за чужой не отвечаю сон!  
  
 | 
         
        |