|
Опасно быть правым, когда правительство ошибается (Вольтер)
Вся сага о «маржиках»
25.07.2009 МАРЛА И ИРЖИ. ПЕРВЫЙ «СЭЙВ»Все дело в дозе... А потом — паника на биржах и все такое, так просто и незатейливо... Автор: garry_e95
Вы не поверите, но в один из тех дней, на которые вдруг начала обращать свое миллионоликое внимание огромная страна, мне неожиданно и крупно повезло... Итак, это был небезызвестный вечер пятницы, пришедшейся на тринадцатое число... Я полулежал на диване перед телевизором и лениво потягивал пиво. Передавали футбол, кстати, матч 13-го тура. Когда игрок в красной футболке под номером 13 забил на 13-й минуте красивейший гол, мне даже и в голову не пришло сопоставить все эти числа и события в один ряд — в самом деле, зачем?
Под конец первого тайма внезапно захрюкал мой мобильник — это я так его настроил на звонки с работы, поскольку совершенно искренне считаю, что беспокоить отдыхающего от трудов праведных человека — дело совершенно свинское... К счастью, меня хотело слышать не начальство, а мой напарник Лёха — вполне приятный собеседник.
— Чего делаешь, футбол смотришь? — то ли спросил, то ли констатировал он. Потом добавил: — Тут такое дело… Тебе должно понравиться, короче.
— Лёшик, не томи, а?
— Костик, у тебя есть загранпаспорт?
— Это еще зачем? — изумился я.
— Ну, затем, что ты едешь в Америку.
Секунд на тридцать я потерял дар речи — так как никогда не был за границей, и моя настоящая жизнь в ближайшее время совершенно не предполагала таких «побывок», тем более с учетом нашей бодрой капиталистической действительности. Потом, по истечении этих самых тридцати секунд, я начал говорить — причем какую-то явную ахинею...
— Это которая «гуд бай, Америка, о-о-о...»? Лёш, сегодня не первое апреля, да и вообще — ты не любитель попсовых розыгрышей, какая к Бушу Амэрика? С каких щей я попрусь в Америку и с какими баксами?
Алексей терпеливо (он вообще спокойный, как удав и такой же длинный) выслушал мои недоумения и буднично сообщил:
— Моисейкин едет и ты. Он — на переговоры, ты — как эксперт по информационным технологиям.
Моисейкин — это мой директор, преуспевающий бизнесмен примерно нашего с Лёхой возраста. Я уже пять лет тружусь в конторе, меняющей свои названия как перчатки — сейчас она известна как «Даймонд-про», перед этим обзывалась «Бриллиантовый рай», «Диамант» и много как еще. Деловой хватки у нашего руководителя не отнять — он уверенно ведет все время увеличивающийся штат предприятия к светлой победе капитализма, подобно библейскому Моисею... К сожалению, структуры, позволяющей управлять организацией достаточно эффективно, у нас нет — тут-то и начинается мой хлеб с тонким слоем масла. Сколько за пять лет я придумал схем, методов движения, правил и бланков — мама не горюй! Всё благополучно заканчивается на желании директора рулить всем лично, начиная от денег и заканчивая производством — мы вообще-то, ювелирная фирма. Именно поэтому я совершенно равнодушен к блестящим золотым побрякушкам — они напоминают мне о работе, где приходится иметь с ними дело ежедневно и не по разу... Да и зарплата моя совершенно не космическая, чтобы тратить ее на золото и брюлики.
* * *
Иржи и Марла сидели на окруженной зеленью скамейке городского парка имени отдыха трудящихся. Темные очки делали их похожими на двух сытых, довольных котов, запасающих жирок перед долгой непредсказуемой непогодой. Какая-то старенькая бабушка долго и умильно разглядывала парочку через толстые стекла в роговой оправе, потом с симпатией в голосе произнесла: «Молодые люди, ну вы прямо как два ангелочка!» Парочка чуть заметно и синхронно хмыкнула...
Еще вчера они находились за тридевять земель от этой старушки, зеленой скамейки и вообще, этой страны, где многое нужно понимать не разумом...
Первый клиент объединенной спецбригаде по спасению душ достался не из легких, если вообще можно говорить о легкости применительно к предрасположенным к суициду личностям... Пока они двигались сквозь пространство и время, не особо задумываясь о технической стороне этого сложного процесса, в их сознание поместили всю необходимую информацию о клиенте, способную помочь. Как и в любой другой организации, у Иржи с Марлой были начальники — не много, но все-таки... Люди сказали бы о них примерно так: «суровы, но справедливы». «Бесконечно добры», — добавили бы Иржи с Марлой. Именно добрые наставники нещадно гоняли их в учебном центре, вдалбливая в подсознание прописные истины настоящих спасателей. Некоторые из этих истин, прямо скажем, могли бы вызвать неадекватную реакцию у обычного человека с его слабостями и предрассудками... Трудно жить вечно — хотя и очень интересно — поначалу... Наши герои были еще очень молоды по ангельским меркам и это им здорово помогало в работе.
* * *
Визита в Америку пришлось ждать несколько месяцев — и это с учетом нажатия на все доступные рычаги, способные ускорить множество интернационально-бюрократических процессов. Но вот все формальности, включающие посещение американского консульства, были с успехом соблюдены, и мы с директором заняли свои места в огромном «Боинге». Он — достаточно привычно, я — усиленно вытягивая любопытную шею во все стороны одновременно. Подумать только — скоро я буду в Америке — стране с двухсотлетней демократией, где словосочетание «права человека» — это не просто слова, а закон... Стоит добавить, что особую изюминку нашему полету придавал тот факт, что мы летели одним рейсом с самым богатым человеком нашего забытого Богом шарика — Биллом Гейтсом. Увидеть софтверного магната мне не удалось, поскольку тот летел VIP-классом, да и охранялся не по-детски. Взлетели без происшествий — симпатичные американские стюардессы все время потчевали нас то колой, то печеньем, то шампанским (эх, Аэрофлот...). Примерно часов через пять пребывания над толстой шапкой облаков началась какая-то едва заметная постороннему неискушенному глазу суета неясной природы. Отчего-то мне подумалось с обычным сарказмом, что у господина Гейтса обнаружилась непрогнозируемая щекотка левой пятки, мигрирующая в правую ягодицу...
* * *
Расклад получался совсем хреновый, если оперировать общедоступными человеческими фразами. Аналитики предсказывали не очень хорошие вероятностные сценарии по отношению к человеку, в чьих руках судьба и удача сосредоточили немало возможностей. «Сборная ада», как в обиходе называли темные силы Иржи и Марла, держала на службе аналитиков, по крайней мере, не худших, чем те, кто работал на Команду... Если и присутствовало легкое недопонимание причины вызова именно их, то оно нивелировалось желанием понять природу угрозы.
Самолет засекли быстро, без лишней суеты приблизились к светлой сигаре корпуса и начали синхронизацию. Почти сразу же нарисовались четыре посторонние «цели», чей энергетический след недвусмысленно выдавал их принадлежность к «миссии Вельзевула» согласно стандартному классификатору, то есть с достоверностью 90 процентов...
* * *
Суета, вроде бы, улеглась, и я от нечего делать принялся смотреть в иллюминатор. Мама рОдная, что это такое — у меня глюки, или я сплю? На крыле нашего красавца-боинга сидела (?!) какая-то шатенка в легком одеянии... Цепочка обескураженных мыслей пронеслась в моей бедной голове за какую-то долю секунды: минус пятьдесят по Цельсию, легкая одежда, не сдувает... Многие из числа неспящих пассажиров смотрели туда же, куда и я, но ни малейшего беспокойства я не заметил. Неужели у меня от счастья крыша едет? А я так спокойно об этом рассуждаю... И тут девушка посмотрела на меня — только на меня, блеснув своими неземными голубовато-зелеными глазами. Что-то произошло со мной, временем, мироощущением — меня обдало жарким отблеском энергии, льющейся из этих волшебных глаз, чувством огромной доброты и... просьбой о помощи. Все было сказано... Я уже знал, что она — ангел, что ее зовут Марла, что мы уже встречались, что Иржи где-то рядом... Как я мог отказать? К тому же я почувствовал какое-то смутное обещание, какой-то намек на будущую встречу...
Нью-Йорк встретил нас дождем, но директор не обращал на это никакого внимания:
— Костя, ну ты здоров спать! Тут сам Гейтс чуть кони не двинул, только что на скорой увезли — а тебе хоть бы хны...
Я тут же вспомнил и суету, и свое видение... Потом мы уехали. Командировка прошла нормально, даже успели съездить в Диснейленд. Все красиво и аккуратно, но как-то... не по-нашему, что ли. Суховато. Экономика впечатляет, подсмотрел кое-что в своей области, но в остальном Америка меня не поразила. К тому же я никак не мог забыть эту встречу.
По возвращении застал свою маманю в добром здравии и с удивлением обнаружил ее охлаждение к оккультизму. Вот ведь какие сны бывают — только голову на подушку опустил, тут же сон, прямо как кино! А показывают меня... Боинг, вот я куда-то иду. Ни... чего себе! Я превращаюсь... как кусок пластилина, принимаю другое обличье — так вот какая нужна была помощь... Да это же Марла! Вот я, точнее МЫ, уже в VIP-салоне. Билл Гейтс держится рукой за сердце. Обеспокоенный стюард протягивает ему пузырек с лекарством, Марла делает незримое движение — мы делаем — пузырек превращается в белый порошок и оседает снежным облачком. Рядом с Гейтсом стоит Иржи, попавший сюда, видимо, похожим методом. Мир не без добрых людей... Команда ада хотела подсунуть яд вместо лекарства. Ну да — все дело в дозе... А потом — паника на биржах и все такое, так просто и незатейливо...
Кино заканчивается, вот уже бегут какие-то неясные полосы, квадраты и полоски и вдруг — ясно и четко: МАРЛА. Ее ангельские глаза, рыжие волосы и чуть слышное напоминание:
— Жди, я приду. Мы связаны.
После таких посланий хочется пойти и повыть на луну или обнять весь мир в порыве непередаваемого счастья — причем совершенно неясно какой сделать выбор...
апрель 2005
Комментарии:
IRIHA 17-04-2005 22:31
Прочитала с огромным удовольствием!:))
abutalip 17-04-2005 23:27
-||-
Otvertka 18-04-2005 01:56
Ах, ччерт... дежавю какое-то прям...
garry_e95 18-04-2005 07:42
Ирина, спасибо :)
abutalip _[-]_ :) ??
Андреич — колись! :)
MaugLee 18-04-2005 12:14
Вау, ну, ты мастер истории сказывать! Интересненько))))))))
garry_e95 18-04-2005 12:25
Спасибки, Тань :)
Задумывалось как ирония, а потом чего-то в лирику "свернуло" :)
learina 18-04-2005 13:40
Игорёшкин, в ближайшее время отпишу свою версию.
отлично)
learina 18-04-2005 13:42
в избранное для анализа)
garry_e95 18-04-2005 13:50
Аринка, спасибо — не пропадай :)
1) От работы кони дохнут.
2) Работа не волк, в лес не убежит.
3) Работа не что-то, стояла и стоять будет.
:)))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))
MaugLee 18-04-2005 14:32
Д-для к-какого анализа??!!!! :)))
learina 18-04-2005 14:37
Тань, ну дак мене ж свою версию писать надо — что,мол, и где) дак надо первоисточник почитать)
Ognedishashaya 19-04-2005 03:56
Наверное, это лучше читать близким друзьям и родственникам с выражением вслух и громко, чтобы не уснули.
garry_e95 19-04-2005 13:23
Огнедышащая Маша
За совет однозначно — спасибо. Друзья и родственники сами читать умеют, а уж — выражаться-то...
Otvertka 19-04-2005 19:05
Хохохо. Хехе.
Rita 19-04-2005 20:11
Очарована историями про Иржи и Марлу.
ierene 19-04-2005 22:28
Игорь, неожиданный поворот событий и очень интересный!!!
Чьё продолжение будет следующим?
garry_e95 20-04-2005 06:38
Рита, Ирина — спасибо. :) Продолжение уже есть у Андреича на страничке — действие как раз в том парке, имхо, где отдыхали Иржи и Марла :) Аринка тоже пишет :) Мы как братья Вайнеры, только у нас ещё сестрёнка :)
Marsana 27-04-2005 00:44
Слов нет, замечательно!!!!!!!!!!!
garry_e95 27-04-2005 15:53
Марсана, спасибо :) Заходите ещё, будет продолжение :)
Автор: garry_e95
Читайте в этом же разделе: 25.07.2009 КАК ВСТРЕТИЛИСЬ МАРЛА И ИРЖИ. РАССКАЗ ОЧЕВИДЦА 25.07.2009 КАК ВСТРЕТИЛИСЬ МАРЛА И ИРЖИ. ИСТОРИЯ ИРЖИ 25.07.2009 КАК ВСТРЕТИЛИСЬ МАРЛА И ИРЖИ. ИСТОРИЯ МАРЛЫ 25.07.2009 ИСТОРИИ ИРЖИ ЙЕНЕКА 25.07.2009 АНГЕЛ САМОУБИЙЦ
К списку
Комментарии Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
1975 - 1976
* * *
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать "впусти".
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
И в гортани моей, где положен смех
или речь, или горячий чай,
все отчетливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, "прощай".
1975 - 1976
* * *
Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
1975
* * *
Это - ряд наблюдений. В углу - тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.
Человек страшней, чем его скелет.
Зимний вечер с вином в нигде.
Веранда под натиском ивняка.
Тело покоится на локте,
как морена вне ледника.
Через тыщу лет из-за штор моллюск
извлекут с проступившем сквозь бахрому
оттиском "доброй ночи" уст,
не имевших сказать кому.
1975 - 1976
* * *
Потому что каблук оставляет следы - зима.
В деревянных вещах замерзая в поле,
по прохожим себя узнают дома.
Что сказать ввечеру о грядущем, коли
воспоминанья в ночной тиши
о тепле твоих - пропуск - когда уснула,
тело отбрасывает от души
на стену, точно тень от стула
на стену ввечеру свеча,
и под скатертью стянутым к лесу небом
над силосной башней, натертый крылом грача
не отбелишь воздух колючим снегом.
1975 - 1976
* * *
Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с
плеч, подставляет их под огромную тучу. С мыса
налетают порывы резкого ветра. Голос
старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла.
Низвергается дождь: перекрученные канаты
хлещут спины холмов, точно лопатки в бане.
Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады,
как соленый язык за выбитыми зубами.
Одичавшее сердце все еще бьется за два.
Каждый охотник знает, где сидят фазаны, - в лужице под лежачим.
За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,
как сказуемое за подлежащим.
1975 - 1976
* * *
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
вьющийся между ними, как мокрый волос,
если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
раковина ушная в них различит не рокот,
но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
кипящий на керосинке, максимум - крики чаек.
В этих плоских краях то и хранит от фальши
сердце, что скрыться негде и видно дальше.
Это только для звука пространство всегда помеха:
глаз не посетует на недостаток эха.
1975
* * *
Что касается звезд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда:
вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них. Хотя
освоение космоса лучше, если
с ними. Но именно не сходя
с места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
пряча, пилот одного снаряда,
жизни, видимо, нету нигде, и ни
на одной из них не задержишь взгляда.
1975
* * *
В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте,
мостовая блестит, как чешуя на карпе,
на столетнем каштане оплывают тугие свечи,
и чугунный лес скучает по пылкой речи.
Сквозь оконную марлю, выцветшую от стирки,
проступают ранки гвоздики и стрелки кирхи;
вдалеке дребезжит трамвай, как во время оно,
но никто не сходит больше у стадиона.
Настоящий конец войны - это на тонкой спинке
венского стула платье одной блондинки,
да крылатый полет серебристой жужжащей пули,
уносящей жизни на Юг в июле.
1975, Мюнхен
* * *
Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.
1975
* * *
Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат - не те там злаки,
и доро'гой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
1975
* * *
Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое - на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
Как поздно заполночь ища глазунию
луны за шторою зажженной спичкою,
вручную стряхиваешь пыль безумия
с осколков желтого оскала в писчую.
Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
1975 - 1976
* * *
Темно-синее утро в заиндевевшей раме
напоминает улицу с горящими фонарями,
ледяную дорожку, перекрестки, сугробы,
толчею в раздевалке в восточном конце Европы.
Там звучит "ганнибал" из худого мешка на стуле,
сильно пахнут подмышками брусья на физкультуре;
что до черной доски, от которой мороз по коже,
так и осталась черной. И сзади тоже.
Дребезжащий звонок серебристый иней
преобразил в кристалл. Насчет параллельных линий
все оказалось правдой и в кость оделось;
неохота вставать. Никогда не хотелось.
1975 - 1976
* * *
С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает - чем бы не замели
следы - с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнет, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.
1975 - 1976
* * *
Заморозки на почве и облысенье леса,
небо серого цвета кровельного железа.
Выходя во двор нечетного октября,
ежась, число округляешь до "ох ты бля".
Ты не птица, чтоб улететь отсюда,
потому что как в поисках милой всю-то
ты проехал вселенную, дальше вроде
нет страницы податься в живой природе.
Зазимуем же тут, с черной обложкой рядом,
проницаемой стужей снаружи, отсюда - взглядом,
за бугром в чистом поле на штабель слов
пером кириллицы наколов.
1975 - 1976
* * *
Всегда остается возможность выйти из дому на
улицу, чья коричневая длина
успокоит твой взгляд подъездами, худобою
голых деревьев, бликами луж, ходьбою.
На пустой голове бриз шевелит ботву,
и улица вдалеке сужается в букву "У",
как лицо к подбородку, и лающая собака
вылетает из подоворотни, как скомканная бумага.
Улица. Некоторые дома
лучше других: больше вещей в витринах;
и хотя бы уж тем, что если сойдешь с ума,
то, во всяком случае, не внутри них.
1975 - 1976
* * *
Итак, пригревает. В памяти, как на меже,
прежде доброго злака маячит плевел.
Можно сказать, что на Юге в полях уже
высевают сорго - если бы знать, где Север.
Земля под лапкой грача действительно горяча;
пахнет тесом, свежей смолой. И крепко
зажмурившись от слепящего солнечного луча,
видишь внезапно мучнистую щеку клерка,
беготню в коридоре, эмалированный таз,
человека в жеваной шляпе, сводящего хмуро брови,
и другого, со вспышкой, чтоб озарить не нас,
но обмякшее тело и лужу крови.
1975 - 1976
* * *
Если что-нибудь петь, то перемену ветра,
западного на восточный, когда замерзшая ветка
перемещается влево, поскрипывая от неохоты,
и твой кашель летит над равниной к лесам Дакоты.
В полдень можно вскинуть ружьё и выстрелить в то, что в поле
кажется зайцем, предоставляя пуле
увеличить разрыв между сбившемся напрочь с темпа
пишущим эти строки пером и тем, что
оставляет следы. Иногда голова с рукою
сливаются, не становясь строкою,
но под собственный голос, перекатывающийся картаво,
подставляя ухо, как часть кентавра.
1975 - 1976
* * *
...и при слове "грядущее" из русского языка
выбегают черные мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.
После стольких лет уже безразлично, что
или кто стоит у окна за шторой,
и в мозгу раздается не неземное "до",
но ее шуршание. Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
1975
* * *
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
1975-1976
|
|