Решетория - Клуб творческих личностей. Блиц-хроники

Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны
(Петр Первый)

Блиц-хроники

Хроника двадцать седьмая. О странностях ожидания

а излёте каждой зимы леди Анна учиняла в замке Большую Уборку, предоставляя слугам в полной мере испытать настоящие тяготы и лишения. В эти дни на территории родового гнезда Штрофов не оставалось ни единого уголка, где могли бы укрыться пыль и паутина. Неукротимая энергия хозяйки решительно проникала под стропила Большой Башни, изгоняла плесень с сырых подвальных стен, перемещала за стены Штрофтауна залежи навоза из графских конюшен, наводила блеск на кухонной утвари и новые шрамы на задницах нерадивых кухарок, уличенных в лояльности саже и ржавчине. Заново лакировались лестничные перила, косяки и двери, начищались до блеска медные люстры, светильники и рукоятки, а подвыцветший за год ярко-синий флаг с гербом рода Штрофов, который гордо реял над Большой Башней, заменялся на новый, собственноручно вышитый леди Анной.

Обновление флага означало завершение Большой Уборки и традиционно случалось в последний день зимы. Утром 1 марта графиня облачалась в самый торжественный из своих нарядов, брала вышивание и поднималась в Смотровую Комнату — крошечные покои под самой крышей Большой Башни с четырьмя окнами, выходящими на четыре стороны света. Там, у восточного окна, она проводила всю весну, всматриваясь в редкие фигурки путников, шагавших, скакавших или ехавших по тракту в направлении Штрофтауна.

Когда весна сменялась июнем, леди Анна возвращалось к обычной жизни. «Алан, распорядитесь подготовить замок — весной нам следует ожидать возвращения сэра Уильяма, — говорила она старому дворецкому и, встречая его сочувственный взгляд, с улыбкой уточняла: — Он же обещал вернуться весной».

Ведай об этом сэр Уильям Штроф, тридцатью годами ранее погибший в бою с турками и погребенный где-то на Дунае, он наверняка бы воскрес и вернулся к своей супруге. Я вот, наверное, именно так бы и сделал.

marko

Volcha

Мой парень ангел, а это значит,

Могу выпрыгивать из окон, словно мячик,

Скользить по крышам, весну встречая,

Ее прихода ждать, гадать на листьях чая,

Губами мягко ловить снежинки,

Соединяя две припухлых половинки,

Мечтать о чуде и теплых утрах,

Скользя по льду в забавных позах-камасутрах.

ole

а в австралии лето в разгаре

и в израиле нынче весна,

только мне снов опять не додали

про весну. вот такие дела.

зимний город чванлив, привередлив:

здесь не встань, там не прыгни, а с крыш

так и метят сосульные стрелы

собирать свой трофейный барыш,

и темно, как у ангела в попе.

впрочем, лучше наверх не смотреть.

вьются змейкой народные тропы,

предлагая желанную твердь.

мы с тобой, как бессонные совы,

перепутали утро и ночь.

всё, что нужно, — два ласковых слова

и себя до весны доволочь.

ole

мы стоим, прижавшись к батарее,

ни на сантиметр не отходя,

потому что батарея — та согреет

(на других рассчитывать нельзя).

по рюмашке бренди накатили

(русские же всё ж богатыри!),

на закуску хлеб со слоем чили —

даже жарко стало вовнутри.

Volcha

На собачьей упряжке до свету,

До метели, до белой весны

Поскачу, долечу ли, доеду

До рябинок, что так же красны.

Доберусь до февральских сосулек,

Подпирающих крыши карниз,

До термометра с циферкой «нулик»,

Только ночью ползущею вниз.

Доберусь до цветущих фиалок

За стеклом утепленных квартир.

Буду выть (я же ветер и жалок)

Как взывает дырявый сортир.

Helmi

Спать ложиться в январе следует пораньше.

Не забыть одеть тулуп, валенки и шапку.

Если вдруг забыл про шарф — не мечтай согреться.

Лучше б ты женился, Вась, не жалел бы перца.

А лежишь, дурней кота. Из-под одеяла

Руку высунуть нельзя — сразу льдиной стала.

У кота хоть шерсти клок, ты же лысый всюду.

Вот тебе, дурак, урок: классной печкой буду!

Volcha

Нет, сортир — это проза и правда,

И нельзя умолчать. Где б тогда

Укрывались от вьюг аргонавты

В час, когда их скрутила беда?

Но не будем о грустном. Пушистый

И горячий крадется кошак.

Как он вовремя в вечер пуржистый!

Хвать за лапу и сунь под пиджак.

Надо только лишь когти пристроить

Где-то между ребром и рукой,

Дабы серый смешной органоид

Заработал в режиме «покой».

Helmi

Льдится звездной полночи сюита,

Капли окон прячутся, и сыто

Возлежат сугробы-сибариты,

Празднуя фиесту января.

Искололись иглами сосулек

Крыши недошитые, красуясь

Кружевами дыма, и танцуют

В сине-черном небе.

Нет, не зря

Зимние балы зовут к покою,

Сонный мир велик, и так устроен,

Чтобы потеплели эти двое:

Ночь и предвесенняя заря.

Volcha

А еще для вящего сугрева

Можно обложиться матюгами,

Начинать нести для разогрева

Чушь цветную длинными возками.

ole

замурлычет котяра неспешно

и подарит немного тепла.

а весна... что весна? неизбежно

расталдыкнет под небом крыла,

наберись лишь немного терпенья,

чуть без света с теплом поживи,

а пока грейся чаем с вареньем

и мечтой о весенней любви

Helmi

Возвестите о чуде, смешные листы

Календарных легенд и условных делений,

Ни один не посмеет оспаривать мненье

Что зима — ненадолго, и вылепишь ты

Свой удачливый март, свои дачные рати

Подрастающих всходов «томатный кармин».

Это будет однажды. Безвременье зим

Сменят реки тепла в мини-солнечном платье...

Volcha

Ох, любовь, что весной прошибает

Нерушимую черепность лбов,

Даже льды под мостами взрывает,

Разговляет и сухость столбов.

Нет спасения — станем безумны,

Лихорадкой любви горячи.

Аллилуйя! Она не разумна,

Инстинктивна, как Солнца лучи.

ole

вспоминаю теплые слова:

батарея, кот, фонарь, надежда,

встреча, ночь, горящие дрова...

я их даже запишу. но прежде,

прежде мне пообещай, что впредь

мы не купим новогодней ели,

потому что елка в доме — смерть

посреди январского веселья.

Helmi

Коты зимой полезны и практичны.

Такая экономия рубля,

Что заведу-ка гранд-кота, и лично

Взращу до тигра. Пусть погреет пят-

Ки, спинку мне в холодный зимний вечер.

Вот только калькулирую расход.

Ых, незадача. Будет кушать неча,

Когда зарплату съест обжора-кот.

Volcha

Оле, ты права опять и снова, трижды три права —

Согревают не вино, не водка, не стакан текилы,

Не колючий плед — на плечи, не камин-дрова,

Только чувство редкой, страшно нереальной силы,

Как Любовь Природы и на Солнце снова поворот,

День длинней, короче темень, магия снегов — искренье,

Предпоследняя попытка северных широт

Заморозить всё существование тюленье.

Ненадолго.

Станут плакать крыши, потекут к земле,

Будут плавить снег насквозь счастливыми слезами.

И теплу поддастся корка льда в сердцах людей,

Ледоход напором крови двинет, жаром плави...

Минус 20.

Пох! Внутри реактор набирает ход,

Заражаясь вирусом Весны-Любви-етитской-силы,

Что не устоит последний отмороженный оленевод.

Съезды крыши,

сход лавины,

стихонедержанье русофила.

ChurA

Март еще за февралем

прячется.

Зима с белым помелом

мечется.

Только шубы продают уже

со скидками —

Значит белыми зима

шита нитками.

Значит нечё ей фуфыриться,

кобениться.

На коротком феврале —

не разъедешся.

Как погонит его солнце

золотым кнутом.

То-то радоваться будут

кисанька с котом.

buhta

в темных недрах зоопарка,

где зима колдует люто,

жил да был самец макака,

честно-честно, кроме шуток.

в макакачьей шумной стае

он был самым популярным

симпатичный бравый парень,

правда, до сих пор без пары.

не везло в любви макаку,

и причины не понятны:

не бандит, не забияка,

лыцарь от хвоста до пяток.

в общем, дни влачил бедняга

без тепла и дамской ласки,

иногда, конечно, плакал

втихаря, ведь он не плакса.

но зима не вековечна,

и весенние гормоны

на макаковые плечи

вдруг свалились ночью темной.

потеплело, что ли как-то,

снег растаял, день длиннее.

и не спит самец макака.

и не ест, не чешет шею.

утки-гуси в яйцекладе,

над зайчихой въестся заяц.

слон слониху робко гладит,

лишь макак слюнявит палец.

и весенняя тревога

по мозгам изящно лупит.

днем он ходит вечно боком,

самок дергает за груди,

к ночи камнем замирает

и качается на ветке.

Знать, судьба его такая —

одинок в огромной клетке.

вот прошла весна. и лето

на пороге зоопарка.

за три тыщи километров

уезжает наш макака,

провожали все любимца

от слона до носорога

не куда-нибудь, в столицу

предстояла путь-дорога.

через пару дней буквально

обезьянок штук двенадцать

разродились утром ранним,

утверждали папарацци:

всё детеныши похожи,

все в отца пошли красавцы,

романтично строят рожи

и сосут большие пальцы.

где изюм у этой притчи?

вам отвечу без утайки,

берегите, девы, личность

(и всяк случАй, наличность))

от мужской макакьей стайки.

tamika25

Хотится-хочется весны...

Так эти шубы надоели,

и сапоги, шарфы, штаны,

которых много, в самом деле.

Мой позвоночник так устал

таскать все это безобразие,

что свет ему не мил и мал,

и он не приминет с оказией

однажды сбросить с плеч долой

меха и прочие пулОверы,

надеть бретельки с бахромой

и в очереди первым номером

стать на раздачу теплых дней,

дождей и зайцев желтых солнечных...

А нынче — минус семь. Налей,

дружище, капель вино-водочных!..

tamika25

«И будет нам весна!» — так говорила Бухта.

Ей сочно вторила веселая Барахта.

А Тами стаскивала шапки, шубы, муфты

И клала в долгий ящик аккуратно.

Уколыбелив моль и всех в округе,

сварив глинтвейн с лаврушкой и корицей,

уселись у камина три подруги,

и ждут весну, которая им снится...

buhta

проснулось утро, выпило какао,

надело шапку, валенки пальто

и на работу бодро поскакало

в свой чудотворный офисный планктон

buhta

ах весна, на мозоль наступила,

воскипела по жилушкам кровь,

и в машинах воспряли водилы,

в зоопарках (пардон) крокодилы,

ибо сердце волнует любовь.

от весеннего спазма в маразме

и учитель, и школьник и врач,

и турист, тот, который с Кавказа,

тоже впал в истерический плачь.

Всякой птице и рыбе и твари

по весне захотелось любви,

солнце ласково землюшку жарит

и с надрывом гогочет пингвин!